Эллиот сделал шаг в кухню и наклонился над столешницей.
— Существует один препарат под названием «Нортил» (прим. перев.: антидепрессант, назначаемый для лечения депрессии или ночного недержания мочи). Его прописывают биполярным пациентам для борьбы с маниакальными кризами, и лишь в строгой дозировке. Он возвращает их назад на землю. Помогает. На самом деле помогает. Но если дозировка будет выше необходимой, появится чувство абсолютного отчаяния. Душевная боль может быть невыносима. Пациент будет охвачен ужасом, а не простым страхом. Никакой объективности. Только чувство. Передозировка не несет летального исхода, но пациент совершит самоубийство, если его вовремя не снять с препарата. У меня была одна девушка, добравшаяся до горсти таблеток и попытавшаяся довести себя им до передозировки. Нам пришлось ее привязать. Она билась затылком о спинку стула, поэтому пришлось поступить также и с головой. Пациентка сравнивала это чувство с разодранной в клочья душой. Она использовала такие слова, как опустошение. Мучение. Горе настолько глубокое, словно она достигла ада. Только чувство, без причины. — Эллиот взял две чашки и два чайных пакетика из шкафчика, словно ему необходимо было не стоять на месте. — Когда ты рассказала мне, что он с тобой сделал, я очень серьезно задался вопросом… смог бы я достать шестьдесят миллиграмм? Хватило бы даже пятьдесят, а семьдесят вообще идеально. Боже, сто миллиграмм эмоционально разорвали бы человека. А он и так уже в психиатрической лечебнице, так что его привяжут. Это даже не принесет ему физической боли. — Он повернул обе чашки под таким углом, что ручки указывали на него, и уставился в пустые емкости, словно там на дне скрывались ответы. — В последние несколько дней сделать это казалось не только возможно, но еще и разумно.
Чайник засвистел.
— Я не тот мужчина, которым себя считал. — Эллиот повернулся и выключил конфорку. — Вижу, как он разговаривает с твоим братом, и понимаю, что он в порядке. Парень даже не вспоминает о содеянном. Я начинаю подумывать о «Нортиле», — он налил воду в чашки.
— У меня было ощущение, что ты попросишь меня простить его, — сказала я.
Эллиот передал мне чай. Теплая чашка в моей ладони.
— Я не Иисус, а обычный человек.
— Вся ситуация вышла из-под моего контроля вчера.
— Теперь это касается системы, а не только тебя.
Я прижала чашку к подбородку и посмотрела на доктора поверх края.
— До вчерашнего дня я даже понятия не имела, когда рассказывала историю в сотый раз. Уоррен считает себя Богом, обменивая и меняя правила.
— Бог не обменивает. Он дает и отнимает. Точка.
Кивнула. Конечно. Я же ни черта не смыслила в теологии. Эллиот забрал у меня чашку и оставил рядом со своей на столешнице.
Затем он поцеловал меня.
Мы и прежде это делали. Но в этот раз прикосновение его губ ощущалось по-другому. Напоминало вторжение. Его рот, язык, вкус зубной пасты и чая. Я прижалась к нему бедрами, толкнувшись в его эрекцию, сжав его. Эллиот отстранился, и наши губы разомкнулись с характерным звуком.
— Да, — произнесла я, — да.
Доктор втянул воздух через стиснутые зубы.
— Я не стану обычным трахом.
— Как и я. Не с тобой.
Он опустил руку между моих ног, вжимая в меня четыре пальца и потирая сквозь одежду. Я ахнула.
— Ты влажная?
— Да.
Был момент, когда Эллиот выглядел, словно у него появились сомнения. Их можно было прочесть на его лице. Мораль и нравственность. Нарушение приличий. Риск для его души. Я видела, как все это появилось, и наблюдала, как рушилось.
— Покажи мне, — потребовал доктор.
Сунула руку в штаны и прикоснулась к себе. Клитор набух от возможности заполучить мужчину передо мной. Наконец-то. Я откинула голову назад от чувствительности.
— Сейчас, Фиона. Сейчас.
Вынула руку и прикоснулась пальцем к его губам. Эллиот взял его в рот и слизал мои соки.
— Да простит меня Бог, — сказал он, падая на колени, — твой вкус напоминает рай.
Эллиот спустил мои штаны и прикоснулся губами между моих ног. Раздвинул их и закинул одну себе на плечо, простонав, поцеловал мой клитор.
Вот оно. Спустя все эти недели разговоров, пока мы сидели по разные стороны столов, сейчас я смотрела, как двигаются его руки, сминаются губы, светятся глаза — серовато-зеленый океан полностью их поглотил, и не так, как я представляла. Его голос, ранее звучащий у меня за спиной в глубинах гипноза, сейчас вместе с языком ударял по влажной плоти между моих ног. Руки не просто двигались, они поднимались по моему телу и хватали соски, не боясь причинить боль и скрутить их.