И учитывая, как Офелия смотрела на меня и Вика во время свадьбы, нам придется разобраться и с ней.
Виктор наклонился ко мне, облизывав сторону моего лица прежде, чем украсть мои душу через из моих губ. Его поцелуй — изысканный вид пытки, словно облизывание ложки с тестом для брауни прежде, чем помыть ее. На ней достаточно шоколада, которого можно попробовать, но настоящий десерт в духовке. Ты просто ждешь, пока она нагреется.
— Сделай меня своей, Вик, — простонала я, отдаваясь своей сладкой одержимости им.
Обычно я слишком гордая, чтобы позволить ему увидеть, что на самом деле чувствую.
Но не сегодня, не во время нашего первого траха как мужа и жены Хавок.
— Принцесса, ты уже моя, — пробормотал Виктор, раздвигая мои бледные бедра.
От солнечного света моя кожа сияла золотом, пока он заводил меня своим обнаженным членом. Я и Вик рискуем всем. Не важно умно ли это или правильно, это факт.
Мы испытаем боль друг за друга.
Наши рты снова сталкиваются, когда Вик окутывает меня своим большим телом, желая поцеловать, но не желая прекращать маниакальное движение бедер. Его мускусный запах смешался с запахом свежей земли. Нет ни единой живой души, которая стала бы свидетелем нашей консумации, но много тихих духов, наблюдающих, как два демона возбуждаются на поле, усыпанном надгробными плитами.
Босс Хавок садится и смотрит мне в глаза своими двумя темными озерами обсидиана, выражение его лица жестокое и собственническое, беспощадное и доминирующее, что это почти пугает меня. Почти. Чтобы быть с таким, как Вик, вы должны уметь соответствовать ему, отвечать ударом на удар.
Я схватила голову Вика и, немного надавив, смогла снова притянуть его рот к моему. Вот как легко мне его контролировать. Я бы только хотела, чтобы у меня быть поводок, чтобы показать миру, как легко им командовать.
Он трахает меня даже сильнее, звук соединения тел эхом разносится по тихой местности. Мои бедра поднимаются, желая встретиться с его, начиная прекрасное трение, которое я чувствую в своих зубах, костях и киске.
Мое тело обвивается вокруг тела Вика, сжимая ее, награждая его.
Эмоции этого дня крутятся во мне, пока Вик доставляет мне удовольствие своим членом, а затем все выливается в единый всплеск эмоций. Заканчивая мое очищение. Я закончила куда горячее, чем начала, с оргазмом, который прошелся по мне электрическим штормом, поджаривая мой мозг, выжигая меня изнутри.
Это было жестко и беспорядочно, когда Вик притянул меня ближе и кончил внутрь, держа меня, помечая меня. Следы от ногтей, которые я оставляла по его спине, нисколько не причиняли боль. Они определенно гласили: «Блять, не трогать».
Виктор учащенно дышит надо мной, стараясь снова контролировать себя и свое дыхание. Его голова повернута, волосы мокрые и вспотевшие.
— Я люблю тебя, Виктор Чаннинг, — сказала я ему, и он застыл.
Клянусь, он даже перестал дышать. Спустя мгновение он выдохнул, и его напряженные мышцы расслабились.
— Я тебя больше, Бернадетт, и всегда буду, — я нахмурилась, но он лишь поднял свою голову и изогнул свой рот в злодейской ухмылке. — Не спорь, просто наслаждайся.
— Ты — гребанный ублюдок, — прорычала я, когда он со смехом перекатил меня. Я села, все еще одетая в свое черное платье, ткань чертовски сильно испачкалась в грязи, вероятно, совсем испортилась, и испачкана спермой.
Не важно.
Это символично, не так ли? Я имею в виду платье. Не было причин мне выходить замуж в черном.
Виктор перекатился на спину и зажег сигарету, передавая ее мне, пока все мое внимание была обращено на могильные плиты вокруг нас. Где-то под нами лежит мертвый — или скоро будет мертвым — коп. Мертвый отчим. Мертвый насильник.
Я никогда не узнаю на самом ли деле Найл Пенс убил мою сестру или нет. В любом случае, это не важно. Потому что он уничтожил ее своей похотью, жадностью и нарциссизмом. Он уничтожил человека, которого я больше всего любила, и я всегда буду любить сладкий вкус мести в моем рту.
Конфуций сказал: «Выкопайте две могилы, прежде чем отправиться в путь мести».
Что ж, сучка. Я уже выкопала больше этого. Что дальше?
— Давай убираться отсюда, — сказала я, докуривая сигарету в руке и бросая ее на траву около меня.
Виктор повернулся ко мне, его сигарета все еще была зажита между его губами, и он улыбнулся.
Это не было приятной улыбкой.
Никогда не было.
— Как скажешь, любовь моя, — порычал он, подпрыгивая на ноги и смотря вниз на меня. Вик, стоящий без рубашки и чьи татуировки сияют на солнце, уставился на меня сверху вниз с изогнутый из-за его губ и ухмылок сигаретой.