Треск расстегиваемой молнии на платье заставил дернуться и возмутиться.
- Эй, что ты делаешь! Кто-нибудь увидит. На мне нет купальника.
- Никто не увидит. Это частная территория. Весь персонал я распустил, они будут приходить лишь по специальному звонку. Здесь только ты и я, - проурчали мне на ухо, ни на секунду не прекращая нахальных действий по моему разоблачению.
Вслед за платьем на песок полетело мое нижнее белье и одежда альфы. Это было так странно и необычно: обнаженная девушка в декорациях удивительной по красоте дикой природы, да еще и с мужчиной. Таким же голым, как я, и таким же диким, как окружающая нас стихия. Это будоражило, пьянило и взывало к древним, как мир, инстинктам.
Хотелось купаться, валяться на песочке и заниматься любовью. Я подавилась на последнем слове: да какая может быть любовь. Заниматься сексом, совокупляться, трахаться. Никакой любви!
Ромейн выдавил на руку немного крема от загара, который он предусмотрительно захватил из дома, и его ладони заскользили по моему телу. Ласкающими массажными движениями он втирал крем в тело, не пропуская ни одного участка кожи. Солнце целовало обжигающими лучами, но горела я не снаружи, а изнутри от прикосновений и поглаживаний, от вида возбужденного мужского тела в нескольких миллиметрах от моего, от теплого дыхания, поднимающего волоски на загривке.
Вывернулась из рук и бросилась в воду. Нужно охладить пылающее тело и слетающий с катушек разум, но в воде, теплой, как парное молоко, это удавалось плохо. Особенно, когда нагая морда оборотня незаметно подплыла и вынырнула совсем рядом, обдав брызгами. Я обвила его шею инстинктивно, когда почувствовала, как меня отрывают от земли. Сначала Ромейн пил мое дыхание, когда его губы накрыли мои, затем стоны и всхлипы, когда заставил обхватить свою талию ногами, а рукой скользнул между разведенных бедер.
Несколько секунд, несколько стремительных шагов, и я оказалась лежащей спиной на песке - прижатая, распластанная, приговоренная. Неспешные мучительные ласки и стремительный рывок прямо в бездну, где я тонула от неизведанного ранее удовольствия. В бездну, где я горела от страсти и нестерпимой горечи от осознания, что пусть на короткое мгновение этот проклятый мужчина стал мне самым близким, что я позволила себе стать близкой ему. Даже не телом, душой.
Расслабленный и удовлетворенный, Ромейн прислонился спиной к пальме, усадив меня к себе на колени.
- Расскажи о себе, - попросила я, прижимаясь спиной к груди оборотня и откинув голову.
- Что ты обо мне не знаешь? Я публичная персона, и моя биография общедоступна.
- Нет, не официальные сведения, что-то личное, то что характеризует именно тебя, - попросила я, переворачиваясь в его объятиях, запуская пальцы в растрепавшиеся от ветра темные волосы и заглядывая в карие глаза. Глаза, которые смотрели на меня в упор, а их обладатель сохранял молчание. Но я сдаваться не собиралась.
- Расскажи о своей маме. Я знаю, что она умерла, когда тебе было одиннадцать, - попросила я мягко. По крайней мере я надеялась, что это прозвучало мягко и нежно, как проявление искреннего интереса к альфе, и Ромейн не сочтет это допросом с пристрастием или праздным любопытством.
- Мама - это мама. Она читала мне книжки перед сном, лепила снеговиков в парке в загородном поместье Ромейнов, где мы тогда жили, и готовила самую вкусную овсяную кашу по утрам. Пока не заболела.
Согласно официальным сведениям, мать Ромейна умерла от лунной лихорадки, очень редкого заболевания, которое поражает иммунную систему, и оборотень медленно и мучительно погибает.
- Ты скучаешь по ней?
- Очень. Я видел, как она медленно сгорала день за днем. Отец был занят работой и своей новой любовницей и даже не скрывал это от умирающей матери.
Он говорил обманчиво спокойно, но кипящую ярость клокотала за коркой ледяного спокойствия, обида прорывалась в интонациях и голосе. Я попыталась сопоставить даты и известные мне факты.
- Любовница? Ты говоришь о матери Дерека? - решилась я предположить. Глаза альфы впились в меня. Таким взглядом только гвозди заколачивать.
- Отец не стеснялся таскать эту ш..., - окончание потонуло в яростном шипении, - эту женщину и Дерека в наш дом, в то время как мама умирала.
Картина вырисовывалась совсем не радужная, оставалось только предполагать, что чувствовали все действующие лица этой дурно пахнущей пьесы, режиссером которой выступил Ромейн-старший.
- Ты поэтому ненавидишь своего брата? Но ведь он не виноват во взаимоотношениях взрослых, Дерек сам был ребенком.
- Я знаю, Ана. Дерек не имеет к этому никакого отношения.
- Почему твой отец не женился на этой женщине и не признал Дерека после смерти твоей матери?