Я делаю шаг вперед, прижимая ее к стене.
— Ах, не стесняйся меня сейчас.
Поднимаю бровь, но вижу, что она не играет в эту игру. Мои яйца чувствуют себя так, как будто они сейчас взорвутся. Трахни ее. Я беру ее за руку и тащу к выходу, когда она изо всех сил пытается поднять ее верх и опустить юбку вниз.
Нажимаю на ручку, открывающую противопожарную дверь, и выхожу наружу в переулок, идущий вдоль стены клуба. Он соединяется с главной дорогой перед клубом, но никто никогда не спускается сюда... если только у них нет грязного быстрого дельца.
— Ты хочешь заняться сексом здесь? — спрашивает она нервно.
Я ухмыляюсь ей, проводя пальцами по ее ключице, она слегка смягчается, расслабляясь от моего прикосновения.
— Нет, дорогая. Я хочу, чтобы ты заставила меня кончить, и мне все равно, как ты это сделаешь. Чем грязнее, тем лучше, — шепчу я ей на ухо. — Ничто так не заводит меня, как девушка на коленях.
Она колеблется на мгновение, но стремится угодить. Опускается на колени перед моим все еще твердым, все еще обнаженным членом и обхватывает губами.
Я сжимаю руки за головой и стону, когда ее горячий, влажный язык прослеживает длину моего члена. Ее руки цепляются за мои бедра, когда она балансирует на высоких каблуках. Она пытается вобрать меня всего, но хорошо... Рэмбо — большой мальчик, и что ж, хорошие девочки не заглатывают так глубоко.
Мои яйца болят, отчаянно желая взорваться у нее во рту. Трахни ее. Я хватаю ее за волосы и рвусь вперед. «Бл*дь», — стону я, когда мой член ударяется о ее горло. Она давится и покрывает мой член слоем слюны. Бл*, да! Я отодвигаюсь и продвигаюсь вперед, снова заставляя ее заткнуться. Я даю это ей, она не пытается отстраниться. Мой член дергается в ответ. Я чертовски близок к тому, чтобы взорваться в ее рту. Так близко... и тогда я слышу, как кто—то прокашливается рядом со мной. Она пытается отстраниться от меня, но я крепко держу руку на затылке.
— Я могу вам помочь? — скриплю я.
— Сэр, не могли бы вы прекратить… это? — голос серьезен.
Я оглядываюсь в сторону и вижу полицейского, стоящего в нескольких футах со строгим хмурым взглядом на лице.
— Просто дай мне тридцать секунд, — отвечаю, подняв палец.
— Сейчас, сэр, — прерывает он меня.
— Мисс, пожалуйста, встаньте.
Ради всего святого. Мои яйца отсохнут.
— Чертов обломщик, — ворчу на него.
Она встает на ноги, ее лицо становится ярко—красным, и она изучает землю. Я засовываю свой болезненно твердый член в джинсы и застегиваю молнию на них. Что неудобно сейчас. Полицейский быстро осматривает девушку, потому что откуда—то сзади появляется другой офицер.
— Ты одна из девушек Джимми? — спрашивает другой парень. Она не отвечает.
Я фыркаю.
— Конечно, нет. Разве она похожа на одну из девушек Джимми? — закатываю глаза, Джимми — сутенер. Здесь он работает с несколькими девушками. Они грязные, очень грязные. Черт, ты можешь их трахнуть в задницу за пятьдесят фунтов.
Первый парень смотрит на меня.
— Значит, вы знакомы с Джимми?
— Конечно, я все время выгоняю его девушек из клуба, — огрызаюсь на него.
Достаю пачку сигарет из кармана и сигарету. Я засовываю ее между губами и поджигаю. Долго затягиваюсь и чувствую жжение в легких. Я не всегда курю, это скорее средство для снятия стресса, но, если мои яйца скоро не получат облегчения, я могу просто бросить курить. Руки дрожат, когда я поднимаю их к губам. Дерьмо, я взволнован.
Полицейский смотрит на дверь позади нас.
— Ты владеешь «Очарованием»?
Я вздыхаю.
— Да, она не проститутка, так что здесь нет проблем? Кроме того факта, что мне сейчас действительно нужно выгрузить целую тонну.
У него явно нет чувства юмора.
— Сэр, вы арестованы за непристойное поведение.
— Хм, я почти уверен, что должен был оголить себя, и, поскольку мой член был у нее во рту, он не был на всеобщем обозрении, — отмечаю я, когда снова медленно затягиваюсь сигаретой, тлеющий уголек ярко светится в тусклом свете в задней части клуба.
— Сэр, пожалуйста, развернитесь и положите руки за спину.
Ну, разве это не смешно. Черт, это не первый раз, когда я надеваю браслеты, и не последний. Быстро затягиваюсь сигаретой и бросаю ее на землю. Я оборачиваюсь и кладу руки за спину.
— Как пожелаете, мальчики.
Боже, они просто любят такие моменты превосходства. Один удар по богатому члену, потому что их гребаные жены, вероятно, перестали давать им много лет назад.
П*доры.
Я сижу в одной из тех добрых комнат для допросов, мне скучно, когда слышу, как дверь открывается. Входит Клаудия Уэстон, одетая в свои шестидюймовые каблуки, дорогой костюм, и явно недерьмовый. В ней всего пять футов и два дюйма, и она самая страшная женщина, которую я когда-либо встречал. Она как питбуль, одетый в «Прада». Как бы она ни была страшна, я нахожу ее горячей. Она очень… властная. Она также лучший адвокат по уголовным делам в Лондоне, и годами выводила меня из себя.
— Снова, Хьюго? — огрызается она.
Я вздыхаю.
— Слушай, это не было….
Женщина поднимает руку, обрывая меня.
— Мне все равно, что ты делал со своим членом. Было бы слишком — просить, чтобы ты держал его в штанах, — рычит она
— Господи, что же ты такая злая этим утром? — ворчу я.
— О, дай угадаю, — она поднимает бровь.
Я кладу свой лоб на стол передо мной.
— Тьфу, не сейчас, Клаудия. Пожалуйста, просто вытащи меня. Я провел последние шесть часов в камере, голоден, возбужден до чертиков, и у меня начинается похмелье.
— Тогда довольно стандартное утро, судя по всему, — добавляет она.
Я поднимаю голову и хмуро смотрю на нее.
— Почему я все еще здесь?
Клаудия выдвигает стул напротив меня и садится, скрестив ноги.
— Это не так просто, как выйти отсюда с предупреждением.
— Что? Почему?
— Потому что это третий раз, когда ты это сделал, — рычит она.
— На этот раз они предъявят тебе обвинения… если только…
— Если только, что?
Они не могу обвинить меня. Я мог бы купить себе выход отсюда, но это все еще трудно.
Женщина поджимает свои ярко-красные губы.
— Я могу убедить судью в том, что у тебя проблемы. Проблемы с сексом.
Фыркаю.
— Как сексуальная зависимость? — Она кивает.
Я смеюсь.
— Это серьезно, Хьюго, — огрызается она.
Пожимаю плечами.
— Конечно. Я люблю киски. Почему, черт возьми, нет?
Она закатывает глаза.
— Они назначат тебе терапию.
Это вызывает ухмылку.
— Как в кругах Кумбайя (прим. своеобразное религиозное общество, так же песня) и говорить о чувствах и прочем дерьме?
Ее губы растягиваются в акульей ухмылке.
— Что-то вроде, — я вздрагиваю. Боже, этого достаточно, чтобы заставить меня хотеть выколоть себе глаза. — В противном случае это будет тюремное заключение, — она улыбается еще шире. — Или общественные работы.
Общественные работы, например, общение с широкой публикой, ношение спортивного костюма или какое-то такое дерьмо?
— О, черт возьми, нет. Никогда. Я сделаю всю ту дерьмовую штуку с чувствами.
Клаудия улыбается и резко встает.
— Хорошо. До тех пор ты можешь выйти под залог.
Я желаю выйти из этого места так быстро, как только мои ноги смогут унести меня. Черт, у меня нет денег, а мой телефон мертв.
Мне удается одолжить телефон в полицейском участке, чтобы позвонить Тео, моему лучшему другу. Он поднимает трубку на втором звонке.
— Эллис, — огрызается он. Мудак.
— Эй, это я. Мне нужна небольшая помощь.
Его тон голоса мгновенно меняется, когда он слышит меня.