Иду по дороге, пока не дохожу до красного джипа Джорджа, который припарковала здесь ранее. Как только закрываю за собой дверь, по моей щеке катится слеза. Я провожу по ней пальцем и смотрю на свое отражение в зеркале заднего вида. Тусклый внутренний свет отражается в моих слезящихся глазах. Я выгляжу такой же хрупкой, как и ощущаю себя таковой, и чувствую, как будто огромная зияющая дыра растет в моей груди. Чувствую, что чего-то не хватает, чего-то незаменимого. Мне больно за Хьюго, потому что он продолжит свою привычную жизнь и никогда не узнает, что значит любить кого-то. Я ранила себя и свои глупые детские мечты. Мне также было больно за Алекса, потому что он любит меня, и все же я чувствую себя совершенно разбитой из-за другого человека.
Если бы любовь была рациональной, то Хьюго даже не играл бы эту роль. Алекса было бы более чем достаточно. К несчастью для меня, любовь далеко не рациональна. И в доказательство этого — мое разбитое сердце.
Я отворачиваюсь от зеркала и поворачиваю ключ в замке зажигания. Машина оживает, и я встраиваюсь в устойчивый транспортный поток. Свет размывается от моих наполненных слезами глаз. Закусываю губу и включаю радио, настраивая на рок-музыку. Я не собираюсь разваливаться. Я выше этого.
Мне удается продержаться в таком устойчивом состоянии, пока не захожу в свою квартиру и не обнаруживаю, что Лилли с нетерпением ждет меня. Она смотрит на меня и бросается ко мне, крепко обнимая меня. Я теряюсь и тут же ломаюсь.
— Шшш, все в порядке, Мол. — Я буквально плачу у нее на плече. — Все нормально, — она повторяет, еще крепче обнимая меня.
Пару часов и три бутылки вина спустя все в порядке. Почти. По крайней мере, я больше не плачу.
— Он любит тебя по-своему, — говорит Лилли, ее большие зеленые глаза полны беспокойства.
Я делаю еще глоток вина.
— Он сказал, что никогда не полюбит меня. Хотя это нормально. Я должна была предвидеть это. Ты меня предупреждала, Лил, — безрадостно смеюсь.
— Сколько раз я давала тебе «разумные» советы? Жаль, что не могу следовать им сама. — Лилли сочувственно улыбается. — Никто этого не делает. Черт, я тоже этого не сделала. Что такое с нами и неподходящими людьми?
— Хьюго — неподходящий.
—Для Хьюго нет даже подходящего слова, — она соглашается.
— Просто… почему? Почему он? Я, должно быть, либо чертовски глупа, либо полностью мазохистка, — я стону от сожаления.
— Ты человек, Молли. И ты хорошая, слишком хорошая. Ты всегда видишь лучшее в людях. Это то, что делает тебя такой классной. — Она улыбается мне, нежно потирая мою руку.
— Хьюго сказал нечто подобное. Он сказал, что я хочу видеть в нем хорошее, которого нет. Боже, это так чертовски грустно. Мне нужно еще выпить, — я мгновенно раздражаюсь.
— Хорошо, пить я тоже могу. — Лилли вскакивает с дивана и идет на кухню. Когда она возвращается, держит бутылку малиновой бельведера (прим. пер.: Наименование водки). Хорошо, прямо сейчас мне нужно что-то более крепкое.
Следующие несколько дней проходят медленно. Когда ты несчастен, время всегда течет медленно. Как будто жизнь просто издевается над тобой. Среди всех чувств, которые крутятся вокруг меня, на первый план выходит вина.
Я избегала Алекса последние три дня и ночи, придумывая оправдания, почему мы не можем увидеться. Проблема в том, что я не могу смотреть на него и не сравнивать с Хьюго. Мне действительно нужно поговорить с ним. Я должна сказать ему, что люблю Хьюго. Но мой эгоизм… Я люблю Алекса. Возможно, это не та же самая любовь, какую испытываю к Хьюго, но она искренна. И от мысли потерять Алекса мне становится очень плохо. Понимаю, что это делает меня ужасным человеком. Я не могу смотреть ему в глаза. Мне кажется, как только он посмотрит на меня и сразу поймет, насколько я мерзкий человек на самом деле. Мое разбитое сердце делает всю ситуацию достаточно сложным, чтобы справиться со всем, что со мной происходит, но в сочетании с чувством вины и ненависти к себе... я тону под тяжестью всего этого. Просто хочу, чтобы все исчезло.
ГЛАВА 17
ХЬЮГО
Я открываю бутылку «Gray Goose» (прим. пер.: Наименование водки) и делаю три больших глотка. Затем долго затягиваюсь косяком, который конфисковал у какого-то ребенка за пределами клуба. Мне сейчас необходимо просто быть чертовски накуренным. Я не хочу думать, не хочу чувствовать. Просто хочу существовать. Домофон громко гудит. Я со стоном подхожу к двери, чтобы открыть.
— Хьюго, — мурлычет хриплый женский голос. Я впускаю ее, не говоря ни слова, и плетусь обратно к дивану.
Я слышу, как она толкает дверь и стучит высокими каблуками по деревянному полу. Девушка появляется в поле моего зрения; длинные ноги, длинные светлые волосы. Элайна — одна из лучших проституток, которые у меня когда-либо были, хотя я давно ее не использовал. Она такая хорошая, немного затягивает. По десять штук за ночь, она стоила мне гребаного состояния.
Я совершенно не стесняюсь использовать проститутку. Проститутки — это всего лишь гарантия качества. Как и все в жизни, вы получаете то, за что платите.
— Ты выглядишь сегодня хуже, измождённым, — она говорит своим чертовски сексуальным голосом. Элайна создана для секса, ее тело, ее голос, все в ней делает мужчину твердым за секунды.
— Ты выглядишь слишком одетой, — говорю я, еще раз затягиваясь косяком.
Элайна пожимает плечами и расстегивает молнию на платье. Оно падает на пол, обнажая ее плоский живот и сексуальные сиськи. На ней белое кружевное нижнее белье, и оно просто кричит о невинности, что, в лучшем случае, чертовски иронично. Я протягиваю ей косяк, и она без слов принимает. Затем помещает его между своими полными губами и затягивается, что является ничем иным, как гребаным совершенством. Элайна не возвращает косяк мне, а проходит вперед, раскачивая полными бедрами на каждом шагу, и выпускает облако дыма, которое клубится вокруг нее.
Когда девушка обратно подходит ко мне, то отбрасывает волосы через одно плечо и садится на меня, расставляя колени по обе стороны, ее трусики сразу привлекают мое внимание. Пьянство, курение, эта поза… Я вспоминаю, как Молли была в такой же позе всего три недели назад. Протягиваю руку и обхватываю Элайну за талию. Ее кожа мягкая и теплая под моими пальцами. Хватаю за ее полные сиськи, но это неправильно. Мой разум пытается пробиться сквозь каменный туман, сравнивая, всегда сравнивая все с ней.
— Встань на колени, — я нетерпеливо рычу.
Ее губы слегка приоткрываются, когда она повинуется и соскальзывает с меня. Я встаю, расстегиваю ремень и ширинку, стягивая штаны вниз. Элайна широко улыбается, когда моя эрекция пружинит на уровне ее лица. Она смотрит на меня сквозь ресницы, ее большие голубые глаза демонстрируют невинность, которой, я знаю, она не обладает. Это то, что делает ее такой хорошенькой. Никто не хочет шлюху, которая ведет себя, как шлюха. От такого зрелища теряется всякое удовольствие.
Элайна сжимает мои бедра, ее ногти впиваются в мою кожу. Затем нежно целует мой член и проводит языком по головке. Когда не добивается от меня никакой реакции, начинает заглатывать его, максимально всасывая в свой рот, пока мой орган не касается задней части ее горла. Я резко кладу свою руку на ее голову, тем самым удерживая девушку на месте, пока она сосет мой член. Элайна медленно отстраняется, и, клянусь богом, она могла бы всосать мяч для гольфа через садовый шланг. Затем начинает мягко массировать мои яйца. Я наблюдаю, как ее светловолосая голова качается вперед-назад. Постоянно убеждаю себя, что я позвонил Элайне лишь потому, что она хорошая. Но в глубине души понимаю, я сделал это из-за того, что она похожа на Молли. Черт, они могли быть гребаными сестрами.