Мой отец кричит, его мольбы доносятся через закрытую дверь моей спальни. Я пытаюсь сдержать дрожь в теле.
По дому разносится громкий хлопающий звук, как будто внизу кто-то устроил фейерверк. Папа перестает кричать, а мама издает болезненный вопль.
Мои пальцы дрожат, когда я выключаю фонарик. Щелчок звучит слишком громко, нарушая тишину, когда темнота скрывает меня. Раздаются новые хлопки, перекрывая мамины крики, от которых у меня по спине пробегает холодок.
Раз. Два. Три.
Мои глаза слезятся, когда я пытаюсь дышать, а стук сердца мешает мне слышать. В глубине души я знаю, что что-то не так, ведь мои родители больше не плачут. Я качаю головой, как будто это движение может вытеснить беспокойство из моего мозга. Мысль о том, что с ними случилось что-то плохое, слишком тяжела для меня.
Я резко вдыхаю, когда моя дверь со скрипом открывается.
Вот они. Они найдут меня.
Дверь шкафа заглушает звук шагов. Я втягиваю свое тело в себя, пытаясь исчезнуть в самом маленьком уголке шкафа. Коробки и вешалки с одеждой скрывают меня.
Я не Кэтнисс Эвердин. Я притворяюсь, прячусь, страх заставляет меня свернуться в клубок ничтожества. Дверцы моего шкафа открываются, и кислота подбирается к моему горлу от этого шума. Я не решаюсь сглотнуть, боясь, что незнакомец услышит меня.
Некоторые вешалки гремят, и мои туфли толкаются. Я сдерживаю желание вздохнуть, когда что-то ударяется о коробку передо мной. Так же быстро, как появился неизвестный, он закрывает дверь шкафа.
— Его дочери здесь нет. Может быть, она с другим членом семьи? Или мы должны проверить все комнаты?
Я закрываю рот рукой, чтобы не вырвался ни один звук. Слезы брызжут на мои пальцы, но я молчу.
— Olvídalo.(прим.пер Забудь об этом.) Мы справились с работой. Эль Хефе будет гордиться нами, и после этого он должен будет повысить нас в должности.
— Эдуардо был занозой в его заднице в течение многих лет.
Я борюсь со всем, что во мне есть, чтобы не закричать и не выдать себя. Кэтнисс не плакала бы. Она бы вышла из шкафа и что-то сделала. Что угодно.
Я слабая, жалкая трусиха, которая едва переводит дыхание, борясь с желанием вырвать.
Где-то внизу хлопает дверь.
Мама и папа придут за мной. Они в порядке. Может быть, немного ранены, но они придут.
Проходят минуты, а я не слышу никаких звуков в доме. По моему лицу текут слезы, я молюсь, чтобы папа нашел меня и отнес в постель.
Несколько часов я не двигаюсь, боясь выйти на улицу. Мои глаза привыкают к темноте, я раскачиваюсь взад-вперед, чтобы успокоиться.
В конце концов, я выползаю из своего укрытия, мой желудок опускается, когда я открываю дверь шкафа. Я останавливаюсь, прислушиваясь, не знает ли кто, что я здесь. Проходит несколько минут, прежде чем я решаю, что можно двигаться дальше.
Сделав глубокий вдох, я открываю дверь своей спальни. Она скрипит, как в одном из эпизодов «Скуби-Ду». Мое сердцебиение ускоряется, когда я испускаю дрожащий вздох.
Я ненавижу темноту. Мой дом кажется жутким, свет выключен, а тени задерживаются в самых черных углах. Кожу на шее покалывает. Мои ноги несут меня вниз по лестнице, я сжимаю в руках фонарик, отчаяние дает мне силы идти дальше.
— Mami? Papi?(прим.пер Мамочка? Папочка?)
Тишина. Полная тишина и темнота заставляют пульсировать жилы на моей шее. Я борюсь с желанием взбежать по лестнице и спрятаться под одеялом. Кэтнисс была бы храброй в темноте — сильной и ничего не боялась.
Я спотыкаюсь обо что-то, преграждающее мне путь на кухню. Моя голова падает сама по себе.
— Нет! Нет, нет, нет, нет.
Фонарик с грохотом падает у моих ног и укатывается в сторону. Мои ноги подкашиваются, когда я падаю на пол, мои пальцы цепляются за мамину руку, холодную в моей, и я чувствую себя не в своей тарелке.
Слезы заливают мои глаза, стекают по щекам и падают на нее. Я переползаю через ее тело и притягиваю ее к себе.
— Mami! ¡Despiértate!(прим.пер Мамочка! Просыпайся!) — дрожащими пальцами я убираю ее волосы с лица, мое сердце сжимается при виде ее пустых глаз, смотрящих на меня.
Холодные, безжизненные глаза без каких-либо признаков ее тепла.
— Mami, ¿qué pasa? Regresa a mi.( прим.пер Мамочка, что случилось? Вернись ко мне.) — Мои руки становятся скользкими, когда я отпускаю ее руку. Я проверяю свои пальцы, но из-за недостатка света трудно понять, что сделало их мокрыми. Слезы портят мне зрение, когда я двигаюсь к фонарику. Свет падает на моего отца, лежащего рядом с мамой, за ним тянется кровавый след.
Всхлип вырывается наружу, когда я подползаю к папе, обнимаю его и прижимаю ухо к его груди, надеясь, что он еще жив. Я могу позвать врача или бабушка, чтобы они помогли мне.
— Por favor, Papi, no me abandones.(прим.пер Пожалуйста, папочка, не бросай меня.)
Тишина.
Сердце не бьется. Ни дыхания. Ничего.
— Нет, нет, нет. — Болезненные звуки вырываются из меня. Я плачу у него на груди, теряя контроль над собой. Он пахнет совсем не так. Мои пальцы хватают его костюм, трясут его, как будто он может ожить.
Вернуться ко мне.
— Не оставляй меня. — Кричит мой надломленный голос.
Никто не отвечает. Никто не слышит моих криков. Никто не может спасти моих родителей. Их больше нет.
Умерли.
Убиты.
Мои руки блестят в плохом освещении, окровавленные и грязные. Накатывает волна тошноты. Я едва успеваю пройти несколько футов, прежде чем мой ужин снова попадает в горло, и мое тело задыхается, пока ничего не остается.
Я опускаю трясущиеся руки на деревянный пол. Осколок стекла вонзается в мой палец, резкая боль вырывает у меня шипение. Кровь выливается из меня, когда я отрываю толстый кусок от среднего пальца.
Слезы стекают по моему лицу и падают на пол, исчезая в кровавом следе, оставленном моим отцом.
Я лежу на скользкой плитке, подтянув колени к груди, и жалею, что убийцы не забрали и меня. Мое тело дрожит, когда я раскачиваюсь взад-вперед. Я выключаю фонарик и позволяю теням заползти внутрь, окружая меня, тишина разрывает мое спокойствие.
Глава 1
Джакс
Настоящее время
— Джакс, твой завтрак остывает! Что ты делаешь все утро в своей комнате? Мы выбросили все твои журналы Playboy много лет назад! — голос моей мамы гудит через домофон в моей старой комнате.
Вот что происходит, когда я навещаю свою семью во время зимних каникул. Ничто так не напоминает отпуск, как утренние звонки и обвинения в том, что я дрочу перед утренним чаем.
Я застонал, вставая с кровати и нажимая кнопку на динамике.