Джакс подошел ко мне, встав нога к ноге. Наша близость напоминает мне о прошлой ночи. Его губы на моей коже, его поцелуи, облизывание, покусывание. Я подавляю дрожь при этом воспоминании. Я бы скорее почувствовала гнев, чем влечение.
Он смотрит в мои глаза, прежде чем закрыть свои.
— Мне искренне жаль, что я сделал именно то, что обещал не делать. Мне жаль, что я подвергаю риску свою репутацию, а значит, рискую и твою. Даже если мне не нужна твоя помощь, я не хочу разрушать усилия, которые ты приложила для построения своего бизнеса. И больше всего мне жаль, что я поцеловала тебя, когда был пьян. — Он поморщился.
— Да, но извинения уже не помогут. Слова пусты. Они ничего не значат, пока ты их не подкрепишь.
Он сжимает руки в кулаки.
— Это как раз моя проблема. Я не могу подкрепить слова, которые хочу сказать, поэтому все, что я делаю, это злюсь.
— Почему? — вопрос, крутившийся в моей голове последние несколько месяцев, ускользает от меня. Почему он такой, какой он есть? Почему он не может делать то, что хочет? Почему он принимает разрушительные решения?
— Я не собираюсь влезать в это с тобой.
— Если ты не хочешь говорить со мной, тогда научись контролировать себя.
Он издал прерывистый вздох.
— Неужели ты не понимаешь? Это все, что я пытался сделать.
Я отхожу и вскидываю руки вверх.
— Что ты имеешь в виду? Ты меня разочаровываешь! Честно говоря, у меня от тебя серьезная эмоциональная травма.
— Контроль над собой включает в себя держаться от тебя подальше. Смотреть на тебя меня раздражает, потому что это напоминает мне обо всем, что идет не так в моей жизни. — Промурлыкал он.
Я устраняю последний кусочек пространства между нами, кладу руку на его бицепс.
— Что идет не так?
Он смотрит на мою руку, огонь в его взгляде угасает, когда его глаза закрываются.
— Дело не в том, что идет не так, потому что все идет не так. В том числе и то, что ты рядом.
Что кто-то на это скажет?
Я не успеваю придумать, что ответить, потому что Джакс заходит в свою комнату, снова закрываясь от меня.
Глава 15
Джакс
— Привет, мистер Второе место в чемпионате мира. Отлично представляете фамилию Кингстон. — Голос моей мамы звучит через громкую связь.
Я кладу свой багаж в шкаф, готовый к неделе гонок в Баку.
— Остановись. Твои фанфары слишком для меня.
— Привыкай к этому. Она твоя самая большая фанатка, — говорит папа. — Итак, какие у тебя планы на сегодня?
— Ничего особенного. У меня сегодня спонсорское мероприятие и несколько интервью. — Ворчу я.
— Что за рутина, жить на широкую ногу. — Папа смеется.
— А как поживают все твои друзья? — мама любит слушать о них.
— Лиам и Софи хорошо. Она не смогла приехать на эти соревнования из-за учебы в университете. Она пыталась ездить с нами по выходным между своими школьными делами. А Ноа и Майя очень горячие и страстные — много обжиманий. Держу пари, они поженятся в течение года или двух.
— Молодая любовь. — Вздыхает мама.
— А та девушка Елена все еще ходит за тобой по пятам? — папа не может не допытываться о ней.
— Ага. Все еще здесь, поддерживает мой имидж в чистоте. — Не то чтобы я сильно помогал. Я сделал все возможное, чтобы держать себя в руках после предполагаемого поцелуя с Еленой на прошлой неделе, который я не могу вспомнить до конца. Я не знаю, быть ли благодарным за амнезию или ненавидеть себя за то, что забыл.
— Слава Богу. Было трудно защищать твои действия перед моим книжным клубом. Они продолжают вешать на тебя ярлык плохого мальчика, а я не могу позволить своему сыну повторять выходки некоторых наших героев. Некоторые из них абсолютные засранцы. — Мама смеется.
— Как твои друзья посмели так меня охарактеризовать! — я издаю притворный вздох ужаса.
— Ты даже не представляешь, что они говорят о некоторых мужчинах. Не то чтобы тебе стоило беспокоиться, милый. — Шепчет она моему папе.
Я кашляю, когда динамик улавливает их поцелуй.
— Я все еще здесь.
— Прости. О, нет! Посмотри на время. Мне нужно бежать. Гвен попросила меня захватить немного вина для нашего вечера кино. Береги себя, любимый жучок!
Мы все знаем, что мама никуда не побежит. От одной этой мысли у меня сводит живот.
— Пока, мама и папа. — Я нависаю над красной кнопкой.
Папин голос останавливает меня.
— Джакс. Подожди.
Как шестое чувство при плохих новостях, мой позвоночник выпрямляется, а по телу пробегает холодок.
— Да?
Шаги отца раздаются в трубке, за ними следует звук закрывающейся двери.
— Я хотел поговорить с тобой. Я не хотел беспокоить тебя, пока ты праздновал прошлые выходные и все такое.
— Почему у меня такое чувство, что это не очень хорошие новости?
— Это не ужасно, но и не замечательно. У мамы в последнее время много проблем с настроением.
— Она так не говорила. — Так держать, Джакс, делать предположения. Это иронично слышать от парня, который тоже не выглядит постоянно озабоченным куском дерьма.
— Дрожь усилилась, поэтому врач поменял ей лекарство. Ей трудно приспособиться. Это тяжелая штука, и ей было бы полезно немного твоего внимания. Если у тебя есть время, конечно. Я не хочу обременять тебя.
Я делаю глубокий вдох. Меня охватывает чувство вины за то, что папа считает меня слишком занятым, чтобы помочь маме.
— Я сделаю все, чтобы помочь ей. Я могу чаще звонить ей и проверять.
От одной этой мысли я впадаю в панику. Больше телефонных звонков означает больше беспокойства. Поскольку до сих пор я плохо справлялся с этим, я могу только представить, что будет со мной при большем количестве звонков.
Если бы я был смелым, я бы открылся родителям и выразил свои опасения. Вместо того, чтобы озвучить свои чувства, я держу их в бутылке. Я могу справиться с этим. Я должен справиться с этим.
— Ты же знаешь, что семья всегда на первом месте.
— Это то, что делает тебя Кингстоном.
Как подходяще. То же самое, что делает меня семьей, способно уничтожить меня.
Моя раздражительность достигла нового максимума после разговора с родителями. Я провел свой обед, думая о том, чтобы пропустить сеанс с Томом на этой неделе, но я решил присутствовать на нем во всей своей заднице.
Том сидит напротив меня в своем обычном кожаном кресле.
— Есть что-нибудь, о чем ты хочешь поговорить сегодня?
— Не очень. — Я смотрю в потолок и считаю плитки. Каждый раз, когда думаю о маме, я замираю.