Я ненавижу то, что Елена права. Я ненавижу это так сильно, что молчу всю дорогу обратно в отель.
Моя тревога снова побеждает, разрушая мой шанс на что-то хорошее. Мы с Еленой не были бы вместе, но не по тем причинам, о которых она думает. Отношения — даже физические — требуют базового уровня доверия.
В то время как у некоторых людей есть прочный фундамент, построенный для того, чтобы противостоять жизненным трудностям, мой — это эквивалент карточного домика, который может рухнуть от малейшего изменения.
Глава 18
Джакс
— Я хочу слезть с Ксанакса. — Говорю я после того, как считаю плитки в течение, кажется, тридцати минут.
Слова Елены в ее квартире преследовали меня всю неделю. Она права, и это меня злит. Если бы я был нормальным человеком, мне бы не пришлось беспокоиться о том, что связь с кем-то грозит выбить меня из колеи. Ее нежелание даже поцеловать меня снова показывает, насколько глубоко я провалился в яму самообвинения и изоляции.
Том скрещивает ногу над коленом.
— Тебе нужны рекомендации психиатров?
— Да. Я хочу действовать правильно, так что все, что ты думаешь, поможет.
— Мне интересно, что изменило твое мнение относительно лекарств?
— Я по-прежнему считаю, что лекарства необходимы, но я больше не думаю, что Ксанакс — это правильный выбор для меня лично. Я хочу попробовать что-то другое, что лучше впишется в мой образ жизни.
— Я горжусь тобой за то, что ты хочешь это изменить, Джакс.
Ему следовало бы поблагодарить Елену, но я не хочу впутывать ее в эти разговоры.
— Спасибо.
— Я могу составить список, если тебе это подходит.
— Конечно. Чем быстрее, тем лучше. Как ты думаешь, изменения повлияют на мои гонки или что-то еще?
— Я думаю, психиатр может помочь определить, как лучше поступить. Но они знают, как работать с таким спортсменом, как ты.
— Тогда это хорошо. — Я киваю, довольный собой за то, что сделал этот первый шаг.
— Я знаю, что ты сможешь победить это, Джакс. Тревога не определяет тебя. — Том улыбается мне.
— Легко говорить, когда не знаешь моих страхов.
— Если ты готов поделиться, я бы хотел тебе помочь.
— Давай оставим эту битву на другую неделю.
Я прошелся по гостиной, глядя на дверь спальни Елены. С тех пор как она написала мне сообщение о том, что плохо себя чувствует, я был начеку.
За последние несколько месяцев она не отлучалась ни на час, не говоря уже о дне. Хотя я бы предпочел чувствовать себя уязвленным из-за того, что Елена избегает нашего поцелуя, что-то подсказывает мне, что она не откажется помочь мне, по крайней мере, из-за поцелуя.
Поцелуя, о котором она хочет забыть.
Поцелуй, который я не смог бы забыть, даже если бы попытался. А я, черт возьми, пытался. Я так чертовски старался, что вчера чуть не врезался головой в стену душевой кабины после того, как подрочил на мысли о ней.
Я опустился до новых низов, и это говорит парень, который живет на самом дне.
Она избегает меня, и я на взводе. Не потому, что я забочусь о ее благополучии, а скорее потому, что я не хочу заболеть вирусом, который она вынашивает в своем теле.
Лжец.
Я сопротивлялся желанию постучать в ее дверь. Я присутствовал на пресс-конференции без нее, не забыв просмотреть электронное письмо, которое она прислала мне утром, с ответами на возможные вопросы. Вот такой она трудоголик, посылает мне всякую хрень, чтобы я был в курсе всего.
Раздраженный собой и своим дурацким шагом, я стучу в ее дверь. Мое сердце грозит вырваться из груди, пока я жду ее. Проходят минуты, а боль в груди не ослабевает.
Я стучу снова, желая убедиться, что Елена жива, а не захлебнулась рвотой или чем-то еще. Почему-то пиарщица, умирающая от собственной рвоты, пока ее сосед ждет снаружи, звучит как ужасный заголовок. Она бы хотела, чтобы я проверил ее только из-за этого потенциального убийцы репутации.
После еще одной минуты молчания я прижимаюсь лбом к двери.
— Елена, ты там жива? Я не особо обеспокоен, но твое молчание необычно. — Ладно, я слегка обеспокоен, но какого черта.
— Я плохо себя чувствую. Ты можешь сегодня не выходить на улицу и не делать ничего, что может привести к неприятностям? Я знаю, что вечеринки — это безумное веселье и все такое, но я не хочу иметь дело с последствиями завтра.
Холодное чувство проникает в мою грудь от ее неприятного голоса.
— Тебе нужны лекарства или что-то еще? — не могу поверить, что в данный момент я разговариваю с дверью, практически умоляя Елену открыть ее.
Это невероятно с моей стороны. Я должен уйти, но мои ноги остаются на ковре.
— Нет.
— Это из-за женских проблем? — Боже, сегодня я превращаюсь в чертову киску.
— Нет. Боже, нет. Иди погуляй со своими друзьями и не напивайся, пожалуйста. — Ее хриплый смех не ослабляет мое начинающееся беспокойство.
Я ненавижу ее принудительный смех. Это не ее обычный. Черт, это даже не ее саркастический смех, который она приберегает для тех случаев, когда я становлюсь полной задницей.
Я отхожу от ее двери, прислушиваясь к ее совету. Лиам отвечает на мои сообщения и говорит, чтобы я приехал к нему в отель.
В машине я не могу перестать ерзать на своем сиденье, размышляя, нужно ли Елене что-нибудь, чтобы почувствовать себя лучше. Я прошу водителя развернуться и заехать в ближайшую аптеку.
Я рассуждаю сам с собой, стоя как идиот в проходе женской гигиены. Я делаю это исключительно потому, что мне нужно, чтобы Елена помогла мне с моей репутацией. Ничего больше, ничего меньше. Акцент на «ничего больше».
Я теряюсь, глядя на различные продукты, все рекламное дерьмо о тяжелых потоках и средствах против пестицидов. Черт побери. Я благодарю Бога за то, что в этот момент я не женщина. Кто, блядь, хочет беспокоиться о химикатах, засунутых в вагину?
Я набираю номер мамы.
— Привет, быстрый вопрос. Что предпочитают женщины во время месячных? Есть куча всякого дерьма с надписью «прокладки» или «тампоны», и я не могу понять, зачем женщине вставлять в свое тело нечто, похожее на картонную пулю.
Моя мама смеется целых тридцать секунд в свой телефон.
— Пожалуйста, скажи мне, почему мой сын покупает гигиенические средства в среду.
Я стону, прислонившись к полке.
— Я не знаю, что я делаю. Елена ведет себя странно, и я подумал, что это могут быть месячные.
— Значит, ты пошел в местную аптеку ради нее?