После часа ворочания в постели я направился на кухню, желая выпить стакан воды.
Легкий звук играющего пианино направляет меня в гостиную. Мама сейчас редко играет на пианино, и мне хотелось бы застать ее за игрой рядом с папой, как в детстве. Вместо этого я с удивлением обнаруживаю Елену в тускло освещенной гостиной.
Елена сидит за пианино одна, спиной ко мне. Я узнаю «Река течет в тебе» Йирумы, но звук выключен.
Елена проводит рукавом по лицу, всхлипывая из-за музыки.
Я делаю нерешительный шаг к ней.
— Я не знал, что ты играешь на пианино.
Она вздрагивает. Я сокращаю расстояние между нами и обнаруживаю, что ее телефон лежит на музыкальной стойке, проигрывая мелодию с YouTube.
— Зачем сидеть за пианино и не играть? — я машу рукой, чтобы она подошла.
Она слабо улыбается.
— Я не умею.
У меня возникает искушение узнать причину ее слез, но я решаю не делать этого, когда она отворачивается, чтобы вытереть лицо рукавом своего джемпера.
— Почему именно эта песня?
— Моя мама любила ее. Она играла, но не могла убедить меня попробовать, потому что я хотела сосредоточиться на балете вместо ее дневных уроков. Хотя я бы хотела.
Я не пропускаю ее использование прошедшего времени. Вместо того чтобы вытягивать из нее больше информации, я ставлю видео на паузу. Я провожу пальцами по клавишам, прежде чем начать песню заново.
Ее глаза расширяются.
— Ты играешь на пианино?
Я киваю.
— Тебе повезло, что я знаю эту песню. Это классика.
Елена усаживается так, чтобы видеть, как я играю. Я улучаю момент, чтобы окинуть взглядом ее залитое слезами лицо. Ее грусть заставляет меня нахмуриться. Когда по ее щекам скатывается несколько слезинок, я снова поворачиваюсь к клавишам, предлагая ей уединиться.
Мелодия обволакивает нас, пока я снова играю для нее песню. Когда я дохожу до второго припева, я усиливаю его, добавляя больше нот. Мои пальцы танцуют по клавишам, а Елена наблюдает за мной.
Я выступаю только перед мамой, но играть для Елены — бодряще. Этот момент я хочу сохранить, не желая расставаться с тем, чтобы подбодрить ее. Чтобы стереть боль с ее лица, пусть даже на несколько минут.
Когда песня заканчивается, она собирается встать, но я хватаю ее за запястье.
— Подожди. Еще одна.
Она снова садится, выглядя ошеломленной. Меня охватывает волнение, когда я начинаю играть первые ноты песни, которая, как мне кажется, идеально подходит для нее.
Ее лицо светлеет, когда она узнает песню Эда Ширана «Photograph».
— Честно говоря, я не уверена, что сейчас не сплю. Ущипнешь меня?
Я приостанавливаю песню и вместо этого дергаю ее за волосы.
— Я обычно появляюсь в твоих снах?
— Нет. Не сплю. — Ее спина дрожит, когда она пытается скрыть свой смех.
Я сосредоточиваюсь на клавишах, играя ей песню, напоминающую мне о надежде, которую она дает мне. Сумасшедший драйв, который она пробуждает во мне, чтобы быть лучше — быть больше.
Больше для нее. Больше для меня.
Наша комбинация смертельно опасна и в то же время неостановима. Моя сдержанность достигла своего максимума, как резинка, которая вот-вот лопнет.
Елена кладет свою руку на мою, когда я заканчиваю играть песню.
— Спасибо. — Новая слеза стекает по ее щеке.
Я ненавижу их. Прежде чем она успевает уйти, я смахиваю капли другой рукой.
— Почему ты плачешь, и как мне заставить тебя остановиться?
Елена смотрит на меня туманными глазами.
— Услышав, как ты играешь песню, которую она любила, многое во мне пробудила. Вторая была дополнительным бонусом.
— Что именно? — хрипит мой голос.
— Все. Счастье, боль, благодарность. В моей голове происходит столько всего, что я не могу в этом разобраться. Но больше всего я скучаю по ней.
— Полагаю, ты потеряла маму?
Она фыркает.
— Да. Когда мне было двенадцать.
— Черт. Мне жаль это слышать. — Мысль о том, что я буду жить без мамы, теперь вызывает у меня тревогу. Я не могу представить, как бы рос без нее.
— Я потеряла ее и отца в один день. — Она делает паузу, уставившись на клавиши. — Они были убиты. — Она выдыхает дрожащий вздох.
Я хватаю ее дрожащую руку, цепляясь за ее пальцы, как за спасательный круг, в котором она нуждается.
— Черт.
— Я была там. Когда это случилось.
Вот дерьмо. Я не знаю, что сказать. Все во мне болит при мысли о том, что ребенку пришлось пережить такую травму.
— Это была самая ужасная ночь в моей жизни. Я читала в шкафу, прячась на случай, если родители проверят меня перед сном. Но потом мои родители закричали, и раздались выстрелы. А потом наступила тишина.
— Тебе не нужно больше ничего говорить.
— Нет. Я должна. — Она делает глубокий вдох. — Мужчины пытались найти меня, но я была спрятана за одеждой и коробками. Когда я убедилась, что они ушли, я спустилась вниз и нашла их. — Она отдергивает свою руку от моей и закрывает лицо, чтобы скрыть свою беду. Рыдания, которые она издает, разбивают мое сердце, я беспомощен, когда она распадается на части. Ничто из того, что я скажу, не сможет унять такую боль. — Вот почему я не сплю в темноте. Мне снятся кошмары. В некоторых из них мужчины находят меня и убивают после смерти моих родителей. В других — моих родителей расстреливают у меня на глазах, а я не могу остановить мужчин.
Я встаю и подтягиваю Елену к себе, прижимая ее к груди, нуждаясь в том, чтобы она была рядом.
— Мы уничтожим эти кошмары по одному. К черту все это и к черту любого, кто попытается снова с тобой связаться.
Елена заслуживает кого-то в своем углу, готового защитить ее. То, как она смотрит на меня, искушает меня стать таким для нее. Вот только я не герой.
И именно это делает меня разрушительным.
Глава 29
Елена
Я прижимаю руки к груди Джакса, желая обдумать его слова.
Он берет мои руки в свои и прижимает их к груди. Его сердце бешено колотится под моими ладонями.
— Прости, что был мудаком. Черт, прости меня за то, что я вел себя с тобой так. Вечеринки, нажимал на твои кнопки, говорил гадости. Ты заслуживаешь лучшего, чем то, что я тебе давал.
— Я не хочу, чтобы кто-то заботился обо мне из-за моей истории жизни. — Я пытаюсь отстраниться от него, но он держится.
— Это не из-за твоей истории. А из-за того, кто ты есть, несмотря на эту историю.
Его слова вцепились в мое сердце и удерживают меня на месте. Я не знаю, что сказать или что чувствовать по поводу изменений в его личности. Рассказывая свою историю, я не хотела, чтобы он меня пожалел. Честно говоря, я понятия не имею, что заставило меня поделиться с ним этой темной частью себя.
Но я это сделала. Я хотела, чтобы он увидел меня настоящую. Не ту собранную версию себя, которую видят все, а ту, кем я являюсь, когда отбрасывается все незначительное и временное.