Но я не хочу давать ему этого.
Через мгновение он сжимает челюсть, поворачивает голову и смотрит на меня.
Я опускаю руку, но сжимаю ее в кулак.
— Сколько ты, блядь, ждала? — тихо спрашивает он меня, его голос полон яда. — А? Ты позволила ему трахнуть тебя в машине? Сосала его член, пока он вел машину, малышка? Сколько раз он ставил тебе синяки? — его слова чуть больше, чем шепот, но они такие чертовски холодные. — Ты бросила меня, когда все стало трудно. Ты бросила меня, когда я нуждался в тебе...
— Они забрали меня из нашего дома! — кричу я на него, мои пальцы тянутся к волосам, когда я подхожу ближе к нему, поднимаясь на цыпочки. — Они забрали меня из моего проклятого дома!
У него отвисает челюсть.
— Они забрали и Эллу, — рычит он. — Угадай, где она? Здесь, с твоим гребаным братом, где ей и место.
У меня пересыхает во рту, язык тоже. Как он может не понимать, что причиняет мне боль? Как он может быть таким чертовски самоуверенным после того, что я увидела? Любил ли он меня когда-нибудь на самом деле?
Я не знаю, что он видит на моем лице, но он подходит ближе. Так близко, что мы почти касаемся друг друга.
Я напрягаюсь, желая снова убежать. Убежать, блядь.
— Тебе когда-нибудь было не все равно? — спрашиваю я его вместо этого. — Тебя когда-нибудь волновало, что я ушла? Что, блядь, с тобой не так? Ты просто хочешь владеть мной? Как ты мог снова трахнуть ее?
Его лицо лишено выражения. Я не знаю, о чем он думает. Что он чувствует. Его так трудно читать, и я клянусь, большую часть времени он действительно ненавидит меня.
Мне кажется, что я снова сломаюсь.
Я чувствую, что это должно закончиться.
Это должно закончиться.
Но он по-прежнему не говорит ни слова.
— Я, блядь, ненавижу тебя, — говорю я ему, мои слова срываются. — Я ненавижу тебя. Я не могу выносить твой гребаный вид. Ты только и делаешь, что разрушаешь мою гребаную жизнь. Ты должен был дать мне умереть, Люцифер.
Его выражение лица меняется. Его глаза становятся большими и печальными, и он делает еще один шаг ближе.
— Ты должен был позволить мне умереть, если бы ты только собирался... — я возвращаю руки к своим волосам, дергаю их и закрываю глаза. — Если ты собирался просто наебать меня, ты должен был просто позволить. Мне. Умереть, — мой голос хриплый, и я не успеваю произнести последние слова, как всхлип прорывается сквозь меня, и его руки обхватывают меня.
От него пахнет водкой и ею, и я ненавижу его еще больше за это, но я слишком устала.
Так, блядь, устала.
Я просто хочу, чтобы все было хорошо, так или иначе.
Я просто хочу, чтобы все было хорошо. Я просто хочу, чтобы это закончилось.
— Мне жаль, — шепчет он, прижимая мою голову к своей груди, его голова покоится на моей. — Мне чертовски жаль. Я не думал, что тебе не все равно. Я просто думал...
Его тело вздрагивает, но я не могу удержать его.
Не могу.
Не сейчас.
— Я думал, что ты никогда не любила меня, когда ушла, — его руки крепче обхватывают меня, и в горле стоит ком, который я не могу прорвать, даже когда плачу в его объятиях. — Я думал, что ты никогда не вернешься. И я боюсь, Лилит. Мне чертовски страшно, что я никогда больше не буду в порядке. Я вижу его, — его слова звучат так надломленно, и он отстраняется от меня, оставляя меня дезориентированной.
Он сползает вниз к стеклянной двери, опускается на пол, прижимает кулаки к виску, склонив голову.
— Я, блядь, вижу его, каждый раз, когда закрываю глаза. И я вижу, как Джеремайя трахает тебя. Насилует тебя. И я вижу... всех, кто причинил тебе боль. Всех, кого я, блядь, сжег ради тебя.
Я смотрю на него, разрываясь между тем, чтобы пойти к нему и оставить его. Между мыслью, что он заслужил это дерьмо, и мыслью, что я должна была быть лучше.
Я должна была быть лучше.
— Но что тебе это даёт? — спрашиваю я, прикусив губу, когда делаю шаг назад, его голова все еще в его руках, его плечи дрожат. Я не хочу, чтобы его боль побеждала мою. Он не может так поступить со мной. Он не может манипулировать мной с помощью этого. — Что тебе дает то, что ты трахаешь ее? Ты влюблен в нее?
Он поднимает голову, его глаза блестят, под ними такие густые тени. Я не знаю, спит ли он вообще. Трахал ли он ее в нашей постели?
Я думаю, что собираюсь спросить об этом, это уже на кончике моего языка, но его глаза с красными ободками встречаются с моими, и он говорит: — Я влюблен в тебя. Я всегда был влюблен только в тебя, Лилит, — его руки лежат на коленях, и он такой чертовски высокий и сильный, но сидя на деревянном полу, плача у моих ног, он выглядит как ребенок.