Он улыбается, ямочки вспыхивают на его гладком, мальчишеском лице.
— Хорошо, Рейн, — говорит он, глядя на Сид. — Я только что разговаривал с Сид, — он произносит ее имя так, что мне хочется сшить его губы вместе, — и она сказала, что клуб открыт только сегодня для вечеринки? — его улыбка расширяется. — Не возражаешь, если я доставлю деньги чуть позже? — он оглядывается на Сид, придвигаясь ближе.
Их бедра соприкасаются.
Сид пытается вырвать свою руку из его хватки, но он не обращает на это внимания, поворачиваясь ко мне.
— Уверен, Лазарь не будет против.
Лазарь. Кодовое имя моего нового сотрудника. Абсурд.
— Ты думаешь, он не будет? — спрашиваю я.
Роман пожимает плечами.
— Я думаю, что это она, но нет, пять штук сейчас, пять штук потом, это все равно, верно? — он смеется, и в тот момент, когда он поворачивается к Сид, наконец-то поняв, что она не хочет, чтобы он прикасался к ней, когда его хватка ослабевает настолько, что она может отстраниться, я выбрасываю руку, тащу его за горло и пихаю его к стене, примыкающей к дивану.
Его голова ударяется о кирпич, его руки обхватывают мое горло, а глаза слезятся.
— Какого хрена, мужик, я просто...
Левой рукой я дотягиваюсь до металлического кольца в его носу и вижу, как его глаза расширяются, дыхание сбивается, слова теряются.
Если не считать музыки с танцпола за закрытой дверью, здесь так тихо, что кажется, будто никто даже не дышит.
— Николас рассказал тебе о ней? — спрашиваю я, наклонив голову, наблюдая, как его грязные ногти царапают мою руку.
Я предупреждающе дергаю за кольцо в носу. Мне бы не хотелось отрезать ему все его гребаные пальцы за то, что он так ко мне относится. Это может навсегда разрушить его карьеру водителя.
Он замирает, но не опускает руки. Его взгляд устремлен мимо меня, на Сид, и я слышу, как ее сапоги стучат по бетонному полу.
— Джеремайя, — тихо шепчет она, но я не обращаю на нее внимания и еще раз дергаю за кольцо.
— Насчёт Сид? — спрашивает он, и я тяну сильнее, ненавидя, что он произносит ее гребаное имя. Я чувствую, как его горло деревенеет под моей рукой, когда он сглатывает. — Он просто сказал, что она твоя сестра и...
Я снова бью его головой о стену, и он вскрикивает, теперь уже в панике, его ноздри раздуваются, его взгляд устремлен на мои пальцы вокруг этого отвратительного пирсинга, пот струится по его виску.
— Ты думаешь, тебе стоит трогать мою сестру? — тихо спрашиваю я его, изогнув бровь.
Слезы наворачиваются на его глаза, и я чувствую, как он дрожит под моей рукой. Жалко.
— Нет, нет, я просто... мы с моей девушкой только что расстались, и я просто решил попробовать...
Я сильно дергаю его за пирсинг, кручу его, разрывая кожу, протаскивая металл до самого кончика носа. Кровь хлещет отовсюду, я отпускаю его, металлическое кольцо между пальцами, он кричит, падает на пол, закрывая руками нос.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Сид, вижу, что цвет ее лица становится странного серого цвета, когда она смотрит на Романа на полу, все еще воющего, затем на мои пальцы, обхватившие его кольцо, кровь стекает по моему запястью.
Она сжимает руки в кулаки у боков и качает головой.
— Джеремайя, ты не должен был этого делать, — говорит она так тихо, что я едва слышу ее за воем Романа.
Вдалеке Николас застегивает черную сумку, делая вид, что не обращает на это никакого внимания.
Я пожимаю плечами.
— Теперь хочешь поцеловать его?
Закрывая пространство между нами, я роняю кольцо, обхватываю пальцами ее тонкое запястье, притягивая ее к себе, его кровь на ее коже. Я склоняю голову, запускаю пальцы в ее волосы и хватаюсь за затылок.
— Хочешь теперь попрактиковаться с ним в роли мамочки, детка?
— Отвали, Джеремайя.
Она пытается отстраниться, но я сжимаю ее крепче, прижимаясь так сильно к костям ее запястий, что чувствую, как они трутся друг о друга.
— Надо было сказать ему об этом, когда он пришел, чтобы сесть рядом с тобой, сестренка, — я провожу губами по ее щеке, к уху, слегка покусываю кончик уха, так сильно, что она напрягается, прижимаясь одной рукой к моей груди. — Ты знаешь, что мне не нравится, когда люди прикасаются к тебе. Люди, которые не я.
Роман все еще сопит у меня за спиной, но я игнорирую его, проводя нижней губой по уху Сид, чувствуя, как она дрожит, даже когда пытается отстраниться от меня. Я не отпускаю ее.
Мысль о том, что кто-то может прикоснуться к ней, причинить ей боль, что кто-то, кроме меня, может обладать ею, чертовски гложет меня. Я отпускал ее слишком долго. Достаточно долго, чтобы он ее обрюхатил. Женился на ней. Причинил боль. Ей.