Его шея, кажется, откидывается назад, он хрипит, его глаза закатываются, но я уверен, что этого недостаточно, чтобы удержать его в отключке так долго, как мне нужно.
Поэтому я бью его снова.
И еще раз.
И снова, пока кровь не испачкает мои костяшки и бок его головы, и он больше не плачет, потому что он больше ничего не делает.
Я проверяю его пульс, когда заканчиваю, мое дыхание сбивается, сердце колотится.
Он все еще жив, что в данном случае является благословением.
Мне нужно, чтобы она знала.
Мне нужно, чтобы она знала, что я с ним сделал. Я должен дать ей шанс поиметь и его.
Когда я выхожу из машины, нож со мной, ключи тоже, а двери заперты, я прислоняюсь к двери со стороны водителя, склонив голову.
Мне неприятно чувствовать его кровь на своей руке, но я не осмеливаюсь попытаться отмыть ее.
Я чувствую, как давление нарастает за моими глазами.
Вкус свободы на кончике моего чертова языка в этом темном лесу.
Мы станем свободными.
Мы оставим это гребаное место позади.
Я построю империю в другом месте, с ней рядом.
И эти ублюдки больше никогда не причинят нам вреда.
Да пошли они все.
Глава 44
Когда я просыпаюсь ночью, первое, что я помню, это мои братья внутри моей жены.
А вот второе... второе гораздо хуже.
Мне кажется, что меня сейчас стошнит, и я переворачиваюсь на кровати, моя рука болтается сбоку, когда я сбрасываю с себя простыню, стараясь быть осторожным, чтобы не потревожить ее.
Но... к черту это.
Мой желудок сводит судорогой, голова кружится, во рту пересохло. Я моргаю в темноте. Думаю о том, что Кейн и остальные оставили нас здесь.
Потому что Эдит... очевидно, они нашли ее?
В голове все расплывается.
Я закрываю глаза, вцепляюсь одной рукой в простыню, задерживаю дыхание, надеясь, что воспоминания ошибочны. Надеюсь, что мне просто снится гребаный кошмар.
Надеюсь, что нам есть за что держаться.
Что это еще не конец. Она ведь не позволила ему вырезать свое гребаное имя на ее животе.
Я сползаю с кровати, кружусь на месте, окидывая взглядом темноту, и только лунный свет сквозь простор окон дает мне возможность видеть. Но я вижу ее, свернувшуюся клубочком на боку, одеяло натянуто до подбородка.
Она все еще спит.
Так долго в нашем доме она ни хрена не спала.
Я тоже, потому что мне снился мой отец. Мне снился тот нож в его мозгу. Его крики.
Но я думаю, что этот сон, этот образ в моей голове... я думаю, что это хуже, чем то дерьмо.
Мой желудок скручивается в узел, когда я обхожу кровать, ступая ногами по голому полу. Голова тяжелая, думаю, это последствия поездки, но, с другой стороны, я уже два дня не сидел на коксе.
Я обхожу кровать со стороны Лилит, вижу кусочек лунного света, освещающий ее рот.
Боже, она чертовски совершенна.
Вот почему она не сделала бы этого со мной. Она поимела меня, а я поимел ее, но она бы так не поступила.
Просто не сделала бы.
На ней ничего нет, а на мне только трусы-боксеры. Прошлой ночью у нас не было секса, но она позволила мне обнять ее впервые за слишком долгое время. Мы не разговаривали, а нам придется.
Возможно, нам придется кричать друг на друга. Мне придется убить Мэддокса. Нам предстоит много борьбы, но пока это был всего лишь сон, я заставлю ее справиться с этим.
Я не могу жить без нее рядом со мной.
Долгое время я вообще не хотел жить.
Потом она разрушила весь мой мир с пистолетом на бедре, с этими дьявольскими рожками вокруг головы, как маленький извращенный нимб.
Моя девочка.
Она моя, блядь, девочка, и я знал это в ту ночь, когда мы встретились. Знал, что я тоже ее. Всегда.
Вот откуда я знаю, что она не позволила бы ему так клеймить ее.
Я сжимаю руку в кулак, думая об этом. О коагуле. О том, как я хотел подарить ей кольцо, но она не была похожа на девушку, которой нужно что-то подобное. Может быть, черные бриллианты, но даже тогда... она никогда не носит украшений.
Я думал, мы могли бы сделать одинаковые татуировки, кольца на нашей коже.
Но никогда не было подходящего времени, чтобы поднять эту тему.
Не с драками, не с моими галлюцинациями и...
У меня пересохло во рту, когда я опускаюсь на колени, мои руки тянутся к простыне, натянутой на ее подбородок.
Она тихо дышит, глубоко засыпая, и я почти не хочу будить ее для этого. Я увижу ее мягкий, круглый живот, и на нем не будет его имени, и мне будет стыдно за то, что я потревожил ее сон.