— Тогда не надо, — умоляю я его. — Джей, пожалуйста...
Он наклоняется ко мне, крадя мои слова, когда наклоняет голову. Его взгляд опускается к моему рту, и я вдыхаю его чистый аромат, задыхаясь.
Затем его рот оказывается на моем, и мои губы раскрываются для него без колебаний. Его руки тянутся к моему лицу, затем одна проникает в мои волосы. Я хватаюсь за его руки, чувствую, как напрягаются его твердые мышцы, прижимаюсь к нему, слезы падают по моим щекам, соленые на наших губах.
Он тоже плачет, и пока мы сталкиваемся, я пытаюсь запомнить это. Его вкус, свежий, мятный и чертовски совершенный, потому что он старался сохранить все в таком виде. Так долго он был во тьме. Грязь и разложение.
Я встраиваю в свой разум то, как его пальцы касаются моего лица, запутываются в моих волосах. То, как он стонет у меня во рту, словно не может насытиться мной. Как он берет и отдает, и как трепещет мое сердце, когда его язык кружится вокруг моего.
Рука на моем лице спускается к горлу, к груди, и он стонет мне в ответ, но на этом он не останавливается.
Вместо этого он скользит рукой по халату, по моему бедру, по бедрам, прямо над своими инициалами, вырезанными на моей коже.
Мурашки пробегают по моему телу, когда он проводит большим пальцем по заживающему порезу.
Наконец, когда мне кажется, что я действительно не могу дышать, он отстраняется, пальцы по-прежнему запутаны в моих волосах.
— Я люблю тебя, детка.
Я прикусила губу, от нахлынувших эмоций трудно думать, не говоря уже о том, чтобы говорить, но я знаю, что если я не скажу этого, то буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. У меня странное, давящее чувство, что если он пойдет, я не смогу последовать за ним.
— Я тоже люблю тебя, Джей. Так сильно. Я люблю тебя так чертовски сильно.
— Я знаю, — говорит он просто, его полные, красивые губы превращаются в улыбку. — Я знаю, что ты любишь. И это лучшее, что кто-либо мог мне дать, ты знаешь это?
Я не могу позволить ему уйти.
Я не могу, черт возьми.
— Куда ты идешь? — шепчу я вместо этого, потому что я уже умоляла его. Уже просила его не уходить. И я знаю, что когда Джеремайя что-то решает, он не останавливается. Он не позволит никому изменить его.
Я еще не приняла это.
Я не могу в это поверить. Поверить, что скоро он не будет преследовать меня. Не будет следовать за мной.
Эта мысль почти заставляет меня улыбнуться, и он, должно быть, видит это, потому что его собственные губы растягиваются в маленькую улыбку.
— О чем ты думаешь, красавица? — тихо спрашивает он меня, его дыхание ласкает мой рот.
Я знаю, что он не ответил на мой вопрос, но мне все равно. Я не хочу слышать его ответ. Как он может разбить мое сердце.
— Я подумала... — я прервалась, и он наклонился ближе, его губы коснулись моих в шепоте поцелуя.
Мои глаза закрываются, и я пытаюсь взять себя в руки, чтобы закончить предложение.
— Я подумала, что ты полный долбаный псих, — честно шепчу я, растворяясь в смехе, который только еще больше сжимает мое сердце. Я заставляю себя открыть глаза, когда чувствую, как мои губы прижимаются к его губам при этих словах.
Он моргает на меня, а затем тоже смеется, восхитительно и хрипло, чувственным звуком, который посылает тепло в мое сердце, прямо под его рукой, все еще лежащей на моей голой коже.
Мне должно быть стыдно за это, и, возможно, я так и делаю, зная, что мой муж находится в соседней комнате и все еще поправляется.
Но это украденные мгновения времени. Моменты, которые закончатся слишком чертовски быстро, и я не позволяю чувству вины терзать меня.
Потому что если я не буду наслаждаться этим, если я не выпью каждый дюйм Джеремайи Рейна, я буду сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
Почти двадцать лет я ненавидела и любила его, бежала от него и к нему.
Думаю, потребуется еще как минимум два, чтобы забыть его.
— Да, — наконец говорит он, соглашаясь с моей оценкой его психического здоровья. Он проводит пальцами по моим волосам, заправляет прядь за ухо. — Помнишь тот раз, когда я выстрелил из пистолета тебе в голову?
И тут мы оба растворяемся в смехе, потому что правда в том, что мы оба чертовски безумны.
Но через мгновение улыбки и смех стихают, и мы остаемся вдвоем в тишине.
Он склоняет свою голову над моей, наши брови сходятся, и он снова берет мою руку, которая все еще лежит на моем животе.
— Я люблю тебя, и я никогда не хочу, чтобы ты забывала об этом. И есть еще кое-что, о чем я не хочу, чтобы ты забывала.
Я задерживаю дыхание, стараясь не сломаться, глядя в его прекрасные глаза.