Он хватает меня за горло и заставляет замолчать, наклоняясь еще ближе, и я чувствую его сосновый запах, приправленный никотином.
— Малышка, — предупреждает он меня, — с каких пор ты знаешь, что я могу просто отпустить ситуацию? — он смотрит вниз на свой палец над моим клеймом. — Особенно когда речь идет о моей вздорной жене?
Он тянется ко мне, его длинная, худая рука сгибается, когда он берет что-то, чего я не вижу, из ящика тумбочки.
Я напрягаюсь еще до того, как слышу щелчок лезвия.
Прежде чем почувствовать его холод на своей коже, прямо над инициалами Джеремайи.
Его имени.
J.
Джеремайя и Джейми. Красивый, сломанный мальчик, которого я не смогла спасти, как хотела. Но он спас меня, в конце концов.
— Люцифер, — шепчу я, сжимая простыни так сильно, что мои руки дрожат. Я смотрю вниз и вижу свой набухший живот. Я уже скоро должна рожать, срок — седьмое августа.
На следующей неделе мне предстоит еще одно УЗИ, потому что я пропустила полное анатомическое УЗИ. Не увидела пол.
Но я рада, и я просила их в больнице не говорить мне об этом.
Я хотела, чтобы Люцифер был рядом.
Но теперь...
— Не надо, — говорю я ему.
Он проводит плоской стороной лезвия по моему животу, заставляя его подпрыгнуть. Он смотрит вниз, и я вижу, как смягчается его лицо, когда он смотрит на ребенка.
Если он будет держаться подальше от кокса, если он будет регулярно спать, и, возможно, если я перестану разбивать ему сердце... он оправится от психоза.
Он разговаривал с психиатром в больнице.
Маверик был в палате, по приказу Элайджи. Он не рассказал ему ничего, кроме того, что видел, как умер его отец.
Последние две ночи ему не снились кошмары. Он прижимался ко мне, но почти не разговаривал. Мав и Элла приходили, и они сказали мне, что это нормально. Из-за его абстиненции. Он просто вялый, ему не хватает энергии. Возможно, ему хочется выпить, но он мне об этом ничего не говорил.
Мы снова строим наши стены.
Он снова злится, хотя на самом деле он просто... боится.
Боится, что я убегу. Боится, что я снова разобью его сердце. Может быть, боится, что шестерка придет за нами снова.
Мейхем сказал мне, что Мэддокс был похоронен рядом с его отцом.
Еще один убит, но расследование того, кто забрал жену Элайджи, кто преследовал меня в лесу за домом Джеремайи и получил мои фотографии — от этой мысли у меня мурашки по коже, от осознания того, что кто-то следит за мной, а я не знаю — кто убил танцовщицу в клубе Джеремайи, и возмездия за самоубийство Мэддокса не последовало.
Но опять же, он сделал это с собой.
Я не сомневаюсь, что один из нас троих убил бы его в той хижине в лесу, но этот ублюдок даже не дал нам шанса.
Люцифер наклоняет нож так, что острая сторона прижимается к моей коже.
Я напрягаюсь, но не отворачиваюсь от него.
— Я знаю, что ты не хочешь этого делать.
— Ты думаешь, я хочу, чтобы на тебе было имя другого мужчины, малышка? Тебе лучше знать.
Я поднимаю руку и прижимаюсь к его лицу, вбирая в себя красивый изгиб его скулы.
— Твой ребенок сейчас слушает, — тихо говорю я ему, поглаживая большим пальцем его нижнюю губу.
Его глаза расширяются, и без того бледное лицо становится пепельным, а горло подрагивает.
— Ты хочешь, чтобы он услышал, как их отец угрожает матери ножом? — он смотрит на меня, но не двигается, одной рукой вжимаясь в матрас, а другой все еще прижимая лезвие к моему животу. Затем он говорит: — Ты сказала Джеремайи именно это, когда он заставил тебя истекать кровью? — в этих словах есть яд, но есть и боль.
Я чувствую это не только от него. От меня.
От мыслей о том, через что он прошел, пока меня не было.
Его глаза на секунду находят шрам на моем лбу.
— Я заставил тебя тоже истекать кровью, да, малышка? Но это потому, что ты моя. С тобой я могу делать все, что захочу, потому что в конце всего этого — всей этой гребаной боли, всей агонии, чертовых слез, крови и синяков — я всегда соберу тебя обратно, — он наклоняется ближе, прижимается поцелуем к моему рту. — Я всегда буду рядом с тобой. Я никогда не оставлю тебя. Я никогда не сбегу от тебя, Лилит, как ты сбежала от меня, — он мягко проводит ножом по моей коже, и я вдыхаю, моя рука ложится на его плечо, другая тоже прижимается к нему. — Я могу заставить тебя плакать. Я могу причинить тебе боль, такую же сильную, как ты причинила мне. Но в этом и есть разница между нами. Когда станет трудно, я не собираюсь бежать. А ты, блядь, бросила меня, когда я нуждался в тебе. Так что не думай ни на одну гребаную секунду, что ты собираешься манипулировать мной, чтобы я не вырезал из тебя его следы.