— Я не люблю, когда ты позволяешь другим парням прикасаться к тебе. Мне не нравится, что ты флиртуешь с ними, или, если быть чертовски честным, разговариваешь с ними, но я могу преодолеть последнее, если понадобится.
Тяжелый груз, кажется, снова оседает на мои плечи, и я отвожу взгляд от него, на одеяло над нашими коленями.
— Ты, кажется, не возражал, когда все по очереди занимались со мной в Игнисе.
Его хватка крепче.
— Это было другое. Одноразовая вещь. Инициация.
Я закатываю глаза, но даю ему еще одну правду.
— Я не собираюсь больше ни с кем трахаться, — я прикусываю внутреннюю сторону щеки, стараясь не замечать этого. Думать о том, что он трахает Офелию в Либере. Мое лицо становится горячим, и это не от смущения. Это гнев. Боль. — Но я не хочу, чтобы ты...
Он высовывает руку из-под моей майки и берет меня за подбородок, поднимая мой взгляд к себе. Его глаза яростные, голубой цвет, кажется, потемнел в отражении от экрана телевизора. Каждое слово серьезно, когда он говорит: — Никогда больше, Лилит, — он наклоняет голову, его губы нависают над моими, его дыхание обдувает мое лицо. — Я только твой. Прости меня за то, что я сделал, — он сглатывает, его большой палец ласкает мою челюсть, его рот так близко, но не совсем там. Я сжимаю бедра и напоминаю себе, что нам нужно поговорить, а не просто трахаться. Но он так чертовски горяч и так чертовски близок.
И когда он обещает быть только моим?
Я хочу оседлать его прямо здесь, но я впиваюсь ногтями в верхушки своих рук, все еще обвитых вокруг его шеи, и жду.
— Но я никогда больше не буду с ней разговаривать.
Я открываю рот, чтобы сказать ему, что все в порядке, но тут он целует меня, его рот открывается на моем, его язык скользит по шву моих губ.
Я раздвигаю его, и он стонет у меня во рту, а я сжимаю его крепче, притягивая к себе.
Он отстраняется, и я задыхаюсь, когда он это делает, злая ухмылка тянется к его губам.
— Мне все равно, если ты собиралась сказать, что все в порядке. Это не нормально. Я уже сказал ей, — тихо говорит он, и я вскидываю бровь, не зная, что они разговаривали. — Она хотела увидеть меня в больнице, — тихо признается он, удерживая мой взгляд, как будто хочет, чтобы я знала, что ничего не произошло. Что это ничего не значит. — Мав не позволил ей.
Из моего рта вырывается небольшой смешок, и я знаю, что это мелочно, но он мой гребаный муж. А не ее.
— Но я ответил на ее звонок, сказал ей, что наша дружба должна закончиться.
Мой желудок скручивается в узел, когда я отступаю назад, чтобы лучше рассмотреть его.
— И как? — спрашиваю я, желая знать.
Он пожимает плечами.
— Она начала плакать. Я сказал ей, что ты моя жена, мать моего ребенка, и ты, малышка, для меня важнее всех на свете.
У меня перехватывает дыхание, сердце болезненно колотится в груди.
— Правда? — шепчу я.
Он закатывает глаза, как будто я сумасшедшая.
— Очевидно, — его улыбка расширяется. — И, кстати, я купил тебе дурацкую гребаную машину.
Мои брови поднимаются высоко над головой, и я сажусь прямее, поворачиваюсь и меняю позу так, что я оказываюсь на нем, мои колени по обе стороны от его бедер.
Он смеется, его руки скользят по моим рукам, когда одеяло падает позади меня. — Черт, если бы я знал, что это поможет мне переспать вот так...
— Заткнись, — бормочу я, плюхаясь ему на грудь, прижимая обе руки к его голой коже. — Ты всегда трахаешься, детка.
Он прикусил губу, глядя на меня сверху.
— Правда, — уступает он. — Потому что ты чертовски совершенна, — он опускает руки к моей заднице, сжимая ее.
— Итак, насчет этой машины... — я наклоняю голову, ожидая.
Он снова смеется, и от его грубого звука у меня по позвоночнику пробегает холодок.
— Она такая же, как моя, только серая, — его голова откинута назад, вена на шее выглядит очень привлекательной для поцелуев. Может быть... укусить? — Но если серьезно, я не... — он сглатывает, глядя вниз между нами, на мои бедра вокруг него, а его руки хватают мою задницу. — Я не хочу, чтобы ты ходила туда, где ты можешь пострадать. И у него есть устройство слежения, но и у меня тоже, — он пожимает плечами и снова смотрит на меня. — Оно в приложении на твоем телефоне, наверху.
Я беру его лицо в свои руки и наклоняюсь к нему. Я знаю, что должна с ним поспорить. Может быть, сказать ему, что он чертовски экстремален, но дело в том, что... это заставляет меня чувствовать себя в безопасности. Позволяя ему заботиться обо мне. Следить за мной. Защищать меня.