Он поставил на землю узел с пожитками. Выругав себя за глупость, ринулся наружу, сквозь ураган и ливень. Отец, конечно, пьянь и ублюдок, но он ему родной. У них глаза одного цвета, память о его матери, одна на двоих, еда одна на двоих, выпивка одна на двоих… Он – его семья, уж такая, какая есть.
Вокруг хижины вихрь крутил песок, куски провода и пластика – остатки от их работы на кораблях. Гвоздарь босиком побежал по берегу, к хижине Пимы. Лохмотья ржавого металла, куски изоляции и провода впивались в кожу, как ножи.
Порыв ветра сбил Гвоздаря с ног, он упал на колени, плечо взорвалось болью. Над головой пролетел лист металла, словно воздушный змей. Чья‑то крыша или кусок металла, снятый с корабля, сложно сказать. Врезался в кокосовую пальму, и дерево упало. Сквозь рев урагана Гвоздарь даже не услышал грохот падения дерева.
Стоя на карачках на песке, он прищурился и поглядел сквозь завесу дождя. Хижины Пимы не было на месте, но он увидел силуэты девушки и ее матери, вцепившихся в веревки и пытающихся удержаться на ветру.
Гвоздарь всегда считал мать Пимы большой и сильной, ведь она работала в команде по тяжелым грузам, но сейчас, посреди урагана, она показалась ему такой же маленькой и хрупкой, как Ленивка. Дождь ненадолго утих. Садна и Пима оттащили от берега лодку и привязали ее к стволу дерева, гнущемуся на ветру. Их осыпало мусором. Когда Гвоздарь подобрался поближе, то разглядел у Пимы порез на лице. Кровь стекала по лбу, но она не перестала помогать матери, завязывая веревки.
– Гвоздарь! – крикнула ему Садна, махнув рукой. – Помоги Пиме тащить, по этой стороне!
Она бросила ему веревку. Обмотав ее вокруг здоровой руки, Гвоздарь потянул, и вдвоем они смогли сдвинуть лодку, плечом к плечу. Пима быстро завязала на ней узлы. Мать тут же махнула им рукой.
– Бегите за деревья! Там дальше есть выемка в скале! Там укроетесь!
Гвоздарь мотнул головой.
– Папа там! – ответил он, махнув рукой в сторону его хижины, которая чудом еще не развалилась. – Не просыпается!
Мать Пимы посмотрела на хижину сквозь дождь и мрак. Сжала губы.
– Черт. Ладно.
Махнула рукой Пиме.
– Заберешь его.
Последнее, что увидел Гвоздарь – темный силуэт Садны, движущейся сквозь ураган и дождь по берегу, в свете молний. Пима потащила его к деревьям, они пробрались сквозь хлеставшие их ветки, мотающиеся под рев урагана.
Они поспешно забрались выше, спасаясь от наводнения. Оглянувшись на берег, Гвоздарь ничего не увидел. Мать Пимы исчезла. Хижина отца тоже. Исчезло все. Берег вымело подчистую. На воде горел огонь, видимо, нефть загорелась от ударов молний и продолжала гореть, несмотря на бушующие волны и ветер.
– Пошли! – крикнула Пима и поволокла его дальше. – Еще далеко!
Они полезли сквозь джунгли, по грязи, спотыкаясь о толстые корни кипарисов. Навстречу им текли потоки воды, прорезая себе русла среди деревьев, превращаясь в реки грязи. Наконец они добрались до нужного места. Небольшая пещера в скале, сложенной из известняка, места едва хватило им двоим. Сев на корточки, они устроились внутри. Сверху ручейком стекала дождевая вода, которая постепенно собралась в лужу, и они оказались по щиколотку в холодной воде. По крайней мере, хоть от ветра укрылись.
Гвоздарь глядел на бушующий ураган. Убийца городов, это уж точно.
– Пима, – начал он, – я…
– Тихо, – перебила она, оттаскивая его от лужи поглубже в пещеру. – С ней все будет в порядке. Она крутая. Круче любого урагана.
Мимо пролетело дерево, будто зубочистка, брошенная рукой ребенка. Гвоздарь прикусил губу. Остается надеяться, что Пима права. Глупо, что он попросил помощи. Мать Пимы стоит сотни таких, как его отец.
Они ждали, дрожа от холода. Пима притянула его к себе, и они стояли, согнувшись и прижавшись друг к другу, согревая друг друга. В ожидании, когда гнев природы утихнет.
Ураган продолжался до конца следующей ночи. Он хлестал по берегу, срывая с места все, что не закрепили. Пима и Гвоздарь переждали его в пещере, прижавшись друг к другу и глядя на буйство природы. Их губы посинели, а кожа покрылась мурашками.
На третий день, утром, небо внезапно просветлело. Гвоздарь и Пима с трудом выбрались из пещеры и, спотыкаясь, вышли на берег вместе с другими уцелевшими, которые потоком двигались к песчаному пляжу.
Они вышли из джунглей, и Гвоздарь остановился, ошеломленный.
На берегу не было ничего. Никаких признаков того, что здесь жили люди. Лишь силуэты танкеров так и возвышались над синей водой, разбросанные в стороны, как детские игрушки. Больше не осталось ничего. С воды пропала грязь и нефть, все сверкало в лучах тропического солнца.