— Но он сломан, — тупо пробормотал я. — Разящий сломан.
— И ты выбросил его, — Сабра пожала плечами. — Половинки были найдены и опознаны. Их принесли мне и соединили. Чтобы я могла вернуть тебе меч.
— Аиды, женщина, у тебя песчаная болезнь. Сталь, однажды сломанная…
— но я не закончил, заметив, как заблестели ее черные глаза. Она знала это не хуже меня. Как и остальные Южане, которым она не спешила об этом сообщить.
Сталь, однажды сломанная, обязательно сломается снова. Независимо от того, насколько мастерски ее соединили.
Этого она, конечно, и хотела.
Сабра сделала широкий жест и улыбнулась, оскалив маленькие белые зубы.
— Возьми его, Песчаный Тигр. Чтобы легенда снова стала полной.
Меня уже начинало откровенно тошнить оттого, что меня называли легендой. Сначала Аббу, теперь Сабра. Я был танцором меча. Хорошим танцором, и даже могу сказать, что великим (и это не пустые слова)… но настоящие легенды обычно мертвы. А я был жив. Пока еще.
Я протянул руку, но подушку торопливо убрали.
— А-а! — Сабра засмеялась и застенчиво коснулась своей груди. — Прости, я чуть не забыла… сначала клятвы! — она сделала знак Аббу. — Выйди вперед. Все должны быть свидетелями. Танец должен быть проведен с соблюдением всех правил, которые содержит кодекс чести Алимата. Оба вы должны быть закрыты в благословенном круге.
Я кисло прикинул, что еще она знает. Что успел рассказать ей Аббу.
Сабра снова засмеялась, когда Аббу вышел вперед.
— Да, еще забыла — как это по-женски! — другой изящный жест. — У меня сегодня особые гости, видите?
Мы конечно посмотрели, подчиняясь ее руке. Прямо через круг стоял другой навес, под которым валялись подушки и евнухи покачивали опахалами. Перед с навесом стоял Умир Безжалостный. Рядом с ним застыла женщина в белом бурнусе с накинутым на голову капюшоном.
Разящий. И Дел. Чего еще мог я желать?
Свободы для нас обоих.
Аиды, что же делать?
Умир вывел ее вперед, к краю круга. Теперь я увидел связанные запястья и смог рассмотреть выражение ее лица. Нет, Умир не тронул ее. Дел просто злилась. Ей, как и мне, не хватало свободы и яватмы. Мы смотрели друг на друга, скрывая истинные чувства под масками равнодушия, и понимали, что бессильны что-то изменить.
Умир щедро украсил новый экспонат своей коллекции. Она была одета в бурнус из тяжелой парчи, драгоценного Южного шелка, который носили только танзиры, потому что для остальных парча была под запретом. Одеть парчовый бурнус можно было только с разрешения танзира. Ничем не украшенная, белая парча под яркими солнечными лучами светилась. Бурнус был широкий, свободный, без пояса или застежки, он укутывал Дел от головы до кончиков пальцев. Тяжелая ткань висела крупными, неподвижными складками.
Умир улыбнулся мне.
— Ошеломляет, разве не так? Как и ее наряд?
Я нахмурился и мысленно обозвал его дураком.
— Я предпочитаю простоту во внешних проявлениях всех вещей. Преуменьшение позволяет добиться незабываемого эффекта… когда выясняется, что же на самом деле скрывается в обличье посредственности. Это касается и людей, и одежды, — он положил руку на плечо, сжимая пальцами парчу. — Этот бурнус — часть моей коллекции. По цене он равен трем домейнам. Достоин ее, я думаю.
Умир резко схватил ткань и распахнул бурнус с мастерской пышностью, выворачивая его подкладкой на свою левую руку как торговец, показывающий товар. На месте строгого белого бурнуса вдруг заполыхал огненный Южный закат, встретившийся с восходом солнца. Все оттенки желтого и оранжевого, вся палитра красного — словно рожденный самумом закат выкипел из-за горизонта Пенджи и расцвел на дорогой парче и еще более дорогой женщине.
Умир провел рукой по сияющей подкладке.
— Это бисер, — прошептал он. — Сотни и сотни бусинок, цветное стекло, золото и латунь… и перья, все это перья, от сотен тысяч птиц, многих из которых никогда не видели на Юге… — он бессмысленно улыбнулся, поглаживая сияющую подкладку движениями мужчины, ласкающего грудь женщины. Бисер сверкал, звенел. Нежные перья дрожали. — Стоит трех домейнов, — повторил он, — и вот нашлась женщина, достойная его.
Умир стянул с ее головы капюшон. У капюшона тоже оказалась такая же подкладка, но люди смотрели не на нее. Теперь все увидели лицо Дел. За спиной я услышал перешептывания; Южные мужчины заговорили, не сводя глаз с Северной женщины.
Она снова была блондинкой со светлой кожей. Под бурнусом на ней оказалась белая туника из замши, доходившая до колен — такие носили на Севере. Длинные сильные ноги подчеркивали ее могущественную грацию, так же как и победу Умира: ни один мужчина на Юге не осмелится показать людям почти обнаженную по Южным меркам женщину — и сделать это так вульгарно — если он не спал с ней или не заплатил за нее деньги.
Дел не улыбнулась. Она даже не моргнула. И без этого ее победу признали все, присутствующие. Она была солнечным днем рядом с ночью Сабры. Сталью рядом с шелком Сабры. Все поняли это, и даже дочь Аладара.
ОСОБЕННО дочь Аладара.