— У него не было лошади? — спросила Дел.
— Был осел. Но он сбросил его и убежал, — я ухмыльнулся. — Обычное ослиное поведение.
Дел взглянула на Южанина.
— Значит он пошел за помощью.
— Из его слов я понял, что их заставили помучиться. Увели подальше от путей, подальше от знаков… — я пожал плечами. — Он надеялся, что найдет людей, которые помогут — покажут дорогу к поселению или оазису. Он хотел достать лошадь и воду, — я снова пожал плечами. — Остальные в пустыне, в фургонах.
Дел, прищурившись, посмотрела на небо.
— Нет воды, — задумчиво пробормотала она. Потом повернулась к Южанину и долго изучала его.
Я знал, что за этим последует.
И, честно говоря, возражать не собирался; она была права. Я тяжело вздохнул и предупредил ее слова, подняв руку.
— Я знаю, знаю. Ты хочешь поехать туда. Ты хочешь отвезти его к каравану, а потом довести их всех до Кууми.
— Это ближайшее поселение.
— Точно, — я посмотрел на запад. — Ну ладно. Вообще-то Салсет тоже подобрали нас в пустыне и только поэтому мы сейчас живы.
— В твоем голосе я не слышу благодарности.
— Я им очень благодарен. Я просто думаю, сколько времени мы потеряем и кого встретим в Кууми, когда туда вернемся.
Дел нахмурилась.
— А кого?
— Танцоров мечей, — ответил я. — И кроме того, толпу верующих идиотов, таких же как этот.
— Какое право ты имеешь называть его верующим идиотом? — возмутилась Дел. — Только из-за того, что он верит в то, во что не веришь ты…
Я прервал ее не дожидаясь конца речи о достоинствах религии.
— Он дурак, — отрезал я. — И у меня есть полное право называть его так.
Она ощетинилась.
— Почему? ЧТО дает тебе право…
— Потом что каждый человек, который поклоняется мне, может быть только дураком.
Не ожидавшая такого ответа Дел откровенно растерялась.
— Что? — наконец выдавила она. — А причем тут ты?
— Я — тот, ради кого он и другие идут в Искандар.
— Зачем? — она хлопнула ресницами.
— Кажется они услышали истории Оракула о джихади, — я пожал плечами.
— Они подхватились и поехали на Север.
Дел хотела мне еще что-то высказать, но промолчала. Она долго смотрела на верующего идиота, обдумывая мои слова и оценивая Южанина, и, наконец, вздохнув, провела рукой по лбу.
— Теперь ты понимаешь, что я имею в виду? — спросил я. — Ты ведь тоже думаешь, что он дурак.
Она поморщилась.
— Я готова признать, что убеждения могут заставить совершать нелепости, но то, что он верит в человека, который должен прийти, чтобы помочь его родине, не делает его дураком.
— Правильно, — согласился я. — Значит я должен хотя бы доставить его и его людей в Кууми. Думаю, что так полагалось бы поступить джихади, правильно?
— Ты скажешь ему? — спросила она.
Я усмехнулся.
— Что? Что я подделка?
— Может он сам догадается, — вздохнула Дел.
— Я был уверен, что ты меня поймешь, — я похлопал жеребца по шее. — Ну, старина, кажется тебе снова нести двоих.
Дел поправила ремень перевязи.
— А почему не посадить его со мной? Мы вместе будем весить меньше чем ты один.
Я посмотрел на верующего идиота, который не сводил с Дел восхищенных глаз.
— Да, — кисло согласился я. — Он, конечно, придет в восторг.
Дел нахмурилась и я заторопился.
— Ладно, все. Садись и поехали.
20
Его звали Мехмет. Мехмет был просто занозой в заднице. Хотя, конечно, не по своей вине. Он был тем, кем был: измученным парнем без воды который очень нуждался в помощи. Беда была в том, что мы ему эту помощь предложили, а он ее принял. Вообще-то я человек не грубый, но иногда могу и забыть о деликатности. Причина этого в том, что по доброте своей я сам себе устраиваю неприятности, как например в случае с Мехметом, жаждавшим побыстрее помочь своим спутникам.
Он очень хотел помочь им СЕЙЧАС.
И сейчас он воспринимал именно как сейчас, а мы с Дел считали это делом-по-утру, потому что солнце село, а искать караван в темноте было бессмысленно.
Вот только Мехмет этого не понимал.
Дел, деловито раскатывая одеяло, с хмурым видом выслушивала его речи. Я занимался своим одеялом и отвлекся только на ее вопрос:
— А что он говорит сейчас?
— То же что и минуту назад. Что мы не можем ждать до утра, поскольку его акетни в беде.
— Его кто?
— Акетни. Я не совсем уверен, что означает это слово, но думаю, что оно как-то объединяет людей с которыми он путешествует. Что-то вроде семьи, наверное… или просто группа людей, объединенных верой.
— Религиозная секта, — констатировала Дел. — Как те нелепые фанатики Кеми, которые избегают женщин.
— Они заходят слишком далеко. Мехмет, по-моему, не из них, — я посмотрел на Южанина, стоявшего между нами, нервно сжимая руки, и ожидавшего нашего решения. — Ему и в голову не приходит, что женщины могут нести зло — вот, он опять с тебя глаз не сводит.
Дел мрачно покосилась на меня.
Мы не стали разжигать костер, поскольку деревья в полных кристаллов песках не росли, а древесный уголь, который мы захватили с собой, нужно было экономить. На ужин мы решили поесть сухого мяса, и хотя ни Дел, ни я не были в восторге от этой обычной пищи путешественников, мы знали, что с ней можно дойти куда угодно. Мы устроили на ночь лошадей, разложили одеяла. Солнце опустилось, воздух остыл; нам хотелось только поесть и лечь спать.
Мехмет, обнаружив, что все его уговоры оказались безрезультатны, снова затянул свое: что мы не должны останавливаться, а ехать вперед, пока не найдем его акетни. Где, как он объявил, нас вознаградят за оказанную помощь.
— Как? — сухо спросил я. — Ты же говорил, что проводники забрали все ваши деньги.
Он упрямо поднял подбородок.
— Вам заплатят, — повторил он. — И эта плата будет дороже денег.
— Что-то похожее я и раньше слышал, — я расправил складки одеяла. — Слушай, Мехмет, я понимаю, что ты беспокоишься о своих друзьях, но сейчас лучше постарайся уснуть. Мы отправимся в путь при первых лучах солнца и найдем их к полудню. ЕСЛИ ты правильно запомнил расстояние, — я кинул на него мрачный взгляд. — Ты ведь его правильно запомнил, так, Мехмет?
— В той стороне, — он показал. — А если мы отправимся СЕЙЧАС, мы найдем их еще до рассвета.
— СЕЙЧАС мы никуда не отправимся, — отрезал я. — СЕЙЧАС я собираюсь что-нибудь поесть, переварить это в спокойной обстановке, а потом уснуть.
Он просто оскорбился.
— Как ты можешь спать, зная, что мой акетни в беде?
Я вздохнул и почесал шрамы от когтей.
— Я могу спать, — терпеливо объяснил я, — потому что я не вхожу в твой акетни, чем бы он, в аиды, ни был.
Мехмет выпрямился. Он был стройным, сухопарым парнем, почти без жира под кожей, отчего его пустынные черты становились совсем острыми. Как и у многих рожденных в Пендже, у него был нос с горбинкой, заставляющий вспомнить о ястребе, но в карих глазах не чувствовалось пронзительности хищника.
Он стоял между Дел и мною, разглядывая нас обоих. Мехмет был молод и самоуверен, но отличался от большинства своих ровесников. В нем не было несносности нахального начинающего танцора меча, мечтающего прославиться, как Незбет, но его переполняло то великое упрямство молодости, которое заменяло мудрость жизненного опыта. Мы с Дел казались ему эгоистами — или только я: для него Дел была чудом совершенства, а чудеса нельзя обвинять в эгоизме.
Над головой Мехмета ночь раскатывала свое одеяло, расшитое сверкающими звездами. Серебро полумесяца роняло лучи на наши головы.
А Мехмет упрямо ждал, когда же я передумаю, только теперь, когда он переводил взгляд с Дел на меня, лицо у него становилось злобным. Дел-то может усмирять мужской гнев своей красотой.