— Может вымыться, утром?
Хитрый изгиб Северного рта, по которому ничего не поймешь.
У меня кончилось терпение.
— Тогда ЧТО ты хочешь?
В полумраке голубые глаза стали совсем светлыми.
— Освободить ЭТО.
Снова «это». Мой меч.
— Аиды, баска, ты слишком много о нем думаешь. Мне самому надоело ждать и я с большим удовольствием покончил бы с ним здесь, чем тянуть до Джулы, но выбора мне, кажется, никто не предлагает, — я прошел мимо нее и вышел из конюшни. — Давай избавимся от этих шмоток. Мне нужна еда и чашка акиви.
Дел вздохнула и пошла за мной.
— Что ж, по крайней мере в этом ты не изменился.
Мы быстро избавились от груза, купив себе постель, и вернулись в общую комнату, полную клиентов. Дым хувы спиралями поднимался к потолку, от разлитого вина пол был липким, отекавшие свечи разливали тошнотворный свет. В комнате пахло молодым вином, кислой едой, стареющими шлюхами и немытыми, потными телами.
Обычный набор запахов для кантины.
Заставляющий пожалеть, что у человека есть нос.
Дел что-то тихо пробормотала. Я показал на небольшой покосившийся стол в углу комнаты, пробрался через человеческий стадный двор, зацепил ногой табуретку и подтащил ее к себе.
— Акиви! — закричал я пухлой служанке, нагруженной чашками и кувшинами. — И две миски тушеного мяса с сыром!
Дел застыла у стола, молча осматривая кантину. Она старалась ничем не выдать своего отвращения, но я его сразу почувствовал.
— Садись, — бросил я. — Ты ожидала чего-то лучшего?
Дел обернулась. Она долго изучала меня, потом опустилась на табуретку. Стол стоял в углу, в стороне от толпы; место, которое я оставил Дел должно было защищать ее со спины и боков. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы самому не занять такую выгодную позицию, но Дел предпочла не заметить это.
Служанка принесла все, что я заказал. Кувшин акиви, две чашки, две миски, над которыми поднимался пар, и ложки. Я открыл рот, чтобы попросить воды, заранее считая монеты, но Дел меня опередила.
— Я буду пить акиви.
Сам не знаю, как мне удалось справиться с собой и не застыть перед ней с открытым ртом.
— Это крепкая штучка, баска.
— Совершенно с тобой согласна, — она потянулась за кувшином и наполнила до краев обе чашки. Едкий аромат был таким густым, что я готов был на пари разрезать его пополам мечом.
Я сунул служанке лишнюю монету и жестом отослал ее. Я никак не мог понять, что происходит с Дел.
— Слушай, баска, я знаю, я неоднократно говорил тебе, что ты не имеешь права упрекать меня за излишнюю любовь к неизвестному тебе напитку, но…
— Ты прав, — спокойно согласилась она и поднесла чашку ко рту.
— Ты не обязана делать это, баска!
— Пей свое, — с прохладцей посоветовала она и сделала приличный глоток.
В детстве я не получил утонченного воспитания; я расхохотался ей в лицо.
— Боги, Дел… посмотрела бы ты на себя со стороны!
Она умудрилась проглотить все, что взяла в рот, сохранив достоинство. Потом сделала другой глоток.
— Баска… хватит! Не надо мне ничего доказывать.
Голубые глаза смотрели на меня. Этот глоток дался ей лучше, лицо почти не скривилось.
— Нельзя судить мужчину не испробовав на себе его пороки.
Я прищурился.
— А это ты от кого слышала?
— От моего ан-кайдина в Стаал-Уста.
Я ухмыльнулся.
— В этом все Северяне — сплошная напыщенность и пустые слова.
— А чему учил тебя твой шодо?
— Мой шодо учил меня семи уровням работы с мечом. Больше ни на что времени не оставалось.
— А-а, — третий глоток. — В этом все Южане — сплошной пот и благоухающие задницы.
Всегда на середине глотка… Я подавился, разбрызгал акиви, вытер лицо.
— А ЭТО что должно означать?
Дел немного подумала.
— То, что ты делаешь во сне после того, как съешь слишком много сыра.
— После… а-а, — я нахмурился. — Слушай, тебе не кажется, что есть темы поприятнее.
Дел сладко улыбнулась и выпила еще акиви.
— Поосторожнее, — забеспокоился я. — Я рассказывал тебе, что со мной случилось. После первой чашки этой штуки меня унесли в кровать.
Она вытащила косу из-под бурнуса и томно перекинула ее через плечо.
— Кое-что у меня получается лучше, чем у тебя. Может и в этом я тебя обгоню?
— В умении пить? Сомневаюсь. У меня многолетняя практика, и кроме того, я мужчина.
— Так вот в чем дело, — Дел кивнула и сделала еще глоток. — Значит пить больше чем другой заставляет мужчину его гордость.
Я вспомнил о привычных для кантин спорах кто больше выпьет. Женщины в таких соревнованиях не участвовали, разве что в качестве награды победителю.
Тепло разлилось у меня в животе, поднялось до шеи, щеки покраснели. Дел, заметив это, улыбнулась. Мою реакцию можно было принять за ответ.
Что сделало меня более обидчивым.
— Мужчины во многом превосходят женщин. А некоторые мужчины в чем-то превосходят других мужчин, и ничего страшного в этом нет. Никакого отношения к гордости это не имеет. И нет ничего плохого в выяснении кто же лучше.
— Упившись, мужчина может самоутвердиться.
— В некоторых случаях да, — признал я. Я помнил много таких случаев.
— Или показав, что он может дальше отлить?
— А это ты откуда знаешь?
— У меня было много братьев.
Я хмыкнул.
— Я не делаю из этого привычки. Но не отрицаю, что такое случается.
— А как насчет женщин?
— Что?
— Ты соревновался за женщин?
Я нахмурился.
— К чему все это? Ты из-за чего-то злишься на меня? Что ЕЩЕ я сделал?
Дел улыбнулась и сделала глоток.
— Я просто пытаюсь понять, что делает мужчину мужчиной.
Я выругался.
— Мужчина может не только отливать на дальность, пить и гоняться за шлюхами.
Дел положила подбородок на ладонь.
— А женщина может не только печь хлеб и рожать детей.
— Аиды, разве я не понимаю? По-моему ты давно мне это объяснила, — я плеснул в свою чашку акиви. — ТЫ хочешь еще?
Дел улыбнулась.
— Пожалуйста.
— Ешь мясо, — посоветовал я, копаясь в собственной миске.
— Сыр зеленый, — заметила она.
Мясо тоже, немного.
— Значит ешь вокруг. Лучшего ты здесь не найдешь.
Она поковыряла в своей миске.
— Не удивительно, что Кууми пришло в упадок. Единицы выживут после такого ужина.
Я нашел кусок по цвету напоминавший мясо.
— В сумках есть кумфа.
Дел скривилась, а я усмехнулся.
— Ешь, — мягко повторил я. — Чтобы утром выворачивался не пустой желудок.
25
Она выпила куда больше, чем я ожидал. И съела гораздо меньше, чем я надеялся. Но за свою жизнь я успел кое-чему научиться, например одной прописной истине: не стоит давать советы женщине, особенно пьяной Делиле.
Вот только я сомневался, что она была пьяна. Ну может совсем немного. Слегка разогрелась, в голубых глазах появился блеск, на бледных щеках расцвел румянец. И выглядела она счастливой.
Конечно, любой человек сказал бы, что быть счастливым совсем неплохо, а видеть перед собой счастливую женщину это еще лучше, ну а счастливая Дел это может быть самое замечательное зрелище — вот только я не знал, что с ней делать.
Вернее, конечно знал. Но она была не в состоянии.
Или в состоянии?
Я долго мучился и в конце концов решил воздержаться. Утром она бы заявила, что я воспользовался моментом и, думаю, наполовину была бы права. И говоря «наполовину» я делаю ей большую уступку; мы давно делили постель, а разве можно воспользоваться кем-то, кто и трезвый спит с тобой?
Да, я мог позволить ей напиться, а потом развлечься с ней в постели, но на утро она ни о чем бы и не вспомнила, страдая от головной боли.
А мне нравится думать, что я оставляю женщине лучшие воспоминания чем это.
Вернее оставлял. У меня не было другой женщины, кроме Дел, уже… и не вспомню сколько.
И иногда меня это беспокоило.