— Однако живы мы оба.
— Да, это несколько… усложняет дело. Выходит, я плохо знаю Вяземского.
— Но решили пойти против него? Я думал, вы работаете на него…
— Видит бог — я пытался. Несколько лет жилы рвал, пытаясь выслужиться у этого высокомерного ублюдка… — процедил Фома раздражённо, и я вдруг понял, что он не врёт — настолько искренней была зазвеневшая в его голосе скрытая ненависть. — Веришь, нет — даже мечтал, что он со временем выдаст свою Лизавету за моего балбеса Пашку. Мне самому-то дворянского титула не видать, но вот сына хотелось вывести в люди…
Ну и ну! Чего этот бывший каторжник о себе возомнил? Породниться с нефилимом, да ещё одним из самых могущественных в империи? Рылом не вышел. Представляю, если хотя бы слухи о его планах дошли бы до самого Вяземского! В лучшем случае на смех поднял был. В худшем — оскорбился. И тогда…
В памяти всплыл мерзкий звук ломающихся от чудовищного давления костей, и меня передёрнуло.
— И что же пошло не так? — спросил я с сарказмом.
— Да так… — уклончиво протянул Фома, вынимая запотевший монокль. Принялся неторопливо протирать его платком, но пальцы при этом заметно дрожали. И вряд ли от холода. — Узнал кое-что. После чего стало ясно, что всё без толку.
Он вдруг расхохотался, оскалившись, будто от боли.
— Знаешь, что самое смешное? Он ведь за тебя Лизавету собирался выдать. Не сразу, конечно. Через пару лет, когда точно убедился бы, что тебе можно доверять.
Я недоверчиво усмехнулся.
— Да вы шутить изволите, Фома Ильич? Зачем я ему сдался-то? Из меня так себе зять.
— Угу. Зять, нехрен взять… А зачем ты ему вообще нужен-то, ты не задумывался? Под опеку тебя взял, деньгами задаривать начал, на приёмы приглашать. Ты-то сам — никто. Но за тобой фамилия. И родовая усадьба. Род Василевских, конечно, захирел, а старик Аскольд и вовсе уехал в Демидов и жил отшельником. Но старые заслуги не забываются, особенно у нефов. А у тебя к тому же тоже целительский Дар прорезался. Фамильный, так сказать…
— Не пойму, куда вы клоните.
— Ты историю своего рода, видно, плохо знаешь. Василевские — легендарные целители. Самим императорам служили. Поговаривают, что нынешний государь к твоему отцу, Аскольду, тоже обращался. Правда, тот помочь не смог. Но может, молодое поколение справилось бы? Тогда Вяземский оказал бы Романову огромную услугу — что нашёл тебя, спас, выпестовал…
— Не думал, что Романову нужны целители. Он же вроде как… Несокрушимый, или как там его величают.
— Ну… Слухи кое-какие давно ходят. У нефилимов и хвори свои, особенные. Вот и у нашего владыки тоже.
— Да уж… Занимательная история, Фома Ильич. Прямо шекспировские страсти. Тайны, интриги, предательства. Но чего вы от меня-то теперь хотите?
— Я тебе обо всём этом толкую, чтобы показать — мне бы совсем не хотелось тебя убивать. Если мы объединимся — то губернатор нам и вовсе не нужен. Откровенно говоря, он не даёт мне развернуться, как следует. Надоело уже бегать за ним, как шавка. А вот вместе мы с тобой могли бы его сковырнуть. На самом деле, он и так уже шатается, нужно только немного подтолкнуть. И кое-кто был бы нам за это очень благодарен.
— Например, Демидов? — почти наугад брякнул я, но Фома удивлённо приподнял бровь.
— Ну вот, соображаешь же кое-что! Никита Демидыч — тот ещё алчный старый хрыч. Но верных людей он одаривает достойно. Поверь, в накладе не останемся.
Тон его сделался вкрадчивым, убедительным. Мы говорили уже достаточно долго, и общая напряженность постепенно спала. Даже головорезы, окружавшие нас, немного расслабились. Оружие не убрали совсем, но стволы уже смотрели не на меня, а чуть вниз.
У меня же вся эта болтовня об очередных интригах — кто кого подсидел, кто кого подкупил, кто кого подставил вызывала лишь брезгливость и скуку. Тем более в исполнении Кудеярова. Забавно, но при нашем знакомстве он мне показался очень опасным и хитрым типом, подгребающим под себя чуть ли не весь криминальный мир Томска. Но сейчас я видел перед собой обычного урку с обычным для урки мировоззрением и замашками. Необычным у него был разве что Дар — я всё ещё не мог расшифровать его Аспект, тонкое тело его клубилось, как пелена серого дыма, заволакивая весь силуэт.
Впрочем, наверное, всё дело во мне. Я очень изменился за это время. И дело даже не в том, что многократно усилил свой Дар. После того, что мы пережили в Самуси, сложно относиться к жизни, как раньше.
Там, в тайге, растёт и крепнет угроза, которая может поглотить весь этот мир, уничтожить человечество. Совершенно чуждая, безжалостная, неумолимая сила. И чем же занимаются люди? Мелочной грызнёй между собой.