– Мы три года жили в одной комнате, – пожал плечами маг. – Он помогал мне с древней историей и логикой. И его совершенно не беспокоило то, что я из простых. Наверное, я единственный, кто еще помнит его таким.
– И вы были единственным, кто остался с ним тогда, – вкрадчиво заметил председатель.
Ребенген помрачнел от нахлынувших воспоминаний.
– У него кровь шла из носа. И из ушей. Он не мог идти сам, а люди боялись к нему прикоснуться. У него отекли глаза, без помощи целителя он остался бы калекой. – Ребенген покачал головой, пытаясь отогнать навязчивые картины. – И он плакал. Не от боли – когда я пытался его раздеть, он меня даже не заметил. А когда он проснулся… – Ребенген замолчал, но Нантрек явно ждал продолжения. – Он стал другим, – коротко закончил чародей. – Даже голос изменился.
– Это я должен был с ним пойти, – неожиданно выдохнул председатель. – А мне было стыдно, я слишком хорошо понимал, что именно с ним сделал. Я решил, что когда он успокоится, то лучше поймет меня… Только оказалось, что он вообще неспособен меня слушать. Задним числом мне кажется, что с его отцом тоже могло произойти что‑то подобное.
Ребенген вспомнил, какую панику испытал, впервые встретив взгляд нового повелителя Шоканги, и его передернуло. Этот «вечер воспоминаний» пора было заканчивать.
– Найдите убийцу, – посоветовал он Нантреку. – Или, на худой конец, назначьте. Бастиан не переживет смерти сына, физически не переживет. Но если справедливость восторжествует, он не потянет за собой все королевство.
– Это все равно будет поражением, в метафизическом плане. – Нантрек сжал в кулаке нефритовую печатку и с неожиданной злостью зашвырнул ее в камин. – У нас нет времени начинать все заново!
От продолжения тяжелого разговора их избавило появление Олефа. Мэтр был именно таким, каким должен быть с раннего утра образцовый магик – бодрым, жизнерадостным и оптимистичным. Почувствовав гнетущую атмосферу кабинета, он принялся удивленно крутить головой:
– Э‑э‑э, коллеги?
– Как хорошо, что вы пришли, мэтр Олеф! – привычно зажурчал Нантрек. – Не могли бы вы уделить нам минутку вашего драгоценного времени?
Ребенген вспомнил свой опыт общения с библиотекарем и встрепенулся.
– Я расследую странное дело, – бесцеремонно перебил он председателя, благодаря чему полностью завладел вниманием Олефа. – И столкнулся с рядом необъяснимых с классической точки зрения феноменов. Мне кажется, что ваши глубокие познания в области редких и необычных явлений помогут нам разгадать загадку.
Мэтр Олеф был польщен.
– Я, конечно, всегда рад помочь коллегам. А что, собственно, вас интересует?
Ребенген подался вперед, он очень тщательно продумывал эту фразу и надеялся, что председатель не станет лезть к нему с уточнениями.
– Мне нужно знать метафизические аспекты воздействия стресса и угрозы смерти на одаренного мага. И если это возможно, весь спектр ожидаемых проявлений такого воздействия.
Мэтр Олеф нахмурил лоб и прокашлялся:
– Теория звучит так: страх, сильное волнение перераспределяют магические энергии между душой и телом, нарушая естественные пропорции. Это приводит к трем типам феноменов. Самый простой и известный из них – безумие – выглядит так, как если бы жизненные силы полностью сосредоточились в теле. Этот тип нарушения именуется «магическим сокращением».
Ребенген понимающе кивнул, мэтр Олеф заметил интерес собеседника и оживился:
– Более редко наблюдается явление, когда жизненная сила полностью перетекает в дух. Это так называемое «магическое бегство». Душа, более подвижная, чем тело, вырывается за его пределы, унося с собой самоё жизнь.
– И как это выглядит на практике?
– Описан случай, произошедший прямо в стенах Академии. Один студент так волновался перед экзаменом, что отправился на него, забыв свое тело дома. К счастью, распорядитель заметил неладное и успел принять меры прежде, чем труп остыл. Обычно несчастным везет гораздо меньше. Дух может просуществовать довольно долго, прежде чем развеется, иногда тело успевают найти и похоронить до того, как призрак развоплотится. Этот феномен более опасен, так как граничит с проявлениями самотворящегося заклятия: если призрак научится поглощать энергию извне, то полностью уподобится твари.
– А тело может само выжить?
– Нет. Даже если дух жертвы полностью осознает происшедшее, исправить что‑то без постороннего вмешательства оказывается невозможно. – Мэтр Олеф задумчиво почесал нос, Ребенген ждал продолжения. – Феномены параллельного существования тела и духа очень редки, а свидетельства о них ненадежны, – наконец сознался Олеф. – Они относятся к так называемому «магическому удвоению». В архивах Академии хранятся записи о лосальтийских шаманах, способных отправлять свою душу за пределы тела и возвращать ее назад. В пределах Арконата подобный феномен ни разу не регистрировался, что понятно – его действие очень близко по принципу к запретным областям искусства, в Академии такому не учат, и орден подобных навыков не поощряет.
– А что происходит с телом адепта в случае «удвоения»? – гнул свое Ребенген.
Олеф снова почесал нос.
– Согласно записям оно дышит, функционирует и способно немного питаться. Но – никаких ощущений, никакой реакции на внешние раздражители.
Ответом Олефу было сосредоточенное молчание – его собеседники осмысливали сказанное и пытались применить его к известной им теме. Нантрек встал и отдернул со стены парчовую занавеску, под ней находилась большая ученическая доска, покрытая мелкой координатной сеткой. Вооружившись цветными мелками, он начал выводить на доске сложную пиктограмму, в которой Ребенген вскоре узнал отображение внутренних сил человеческого организма. Рука у Нантрека была твердая, а память верная, сам Ребенген не взялся бы воспроизвести эту схему без справочной литературы.
– Где‑то так. – Председатель удовлетворенно вздохнул. Он осторожно стер и подправил несколько линий, задумчиво осмотрел полученный результат и покачал головой. – Все равно не получается. Человек неспособен поглощать и испускать духов, когда ему заблагорассудится.
– А если иначе? – не удержался Ребенген, отобрал у Нантрека мелки и исправил схему на свой лад. – Я как‑то сталкивался с типом, страдающим раздвоением личности. Одна его половина не имела понятия о том, что делала другая.
– Структура нестабильна! – встрепенулся Олеф. – Разделенные части будут стремиться обособиться, что приведет к полному разрушению личности.
– Несомненно, – подтвердил Нантрек. – Но еще несколько лет он бы протянул.
– Вы полагаете, этому принципу соответствует реальный человек? – поразился Олеф.
– По крайней мере, соответствовал. – Нантрек постучал мелом по доске. – А потом ты его напугал.
– Нет, прежде была гривна Разрушителя. Она ослабила центробежные силы. – Ребенген перечеркнул еще пару закорючек. – И при первой же возможности конструкт схлопнулся.
На лице председателя расцвела хитрая улыбка.
– Должно быть, он получил массу впечатлений!
– Но продемонстрировал феноменальный самоконтроль.
– А кто это был? – живо поинтересовался Олеф.
Нантрек вспомнил о зрителях, подхватил мэтра Олефа под локоть (не смею более отрывать вас от дел!) и выпроводил исходящего любопытством мага за дверь.
– Да, это было событие эпического размаха! – Председатель вернулся к доске, возбужденно потирая руки, от его подавленности не осталось и следа. – Мы много лет бились над объяснением странностей Гэбриэла, но такое нам в голову не приходило. Надо же, бездушное тело и воплощенный дух!
– Вы просто не видели феномен в целом, – утешил его Ребенген. – Что вы планируете делать теперь?
– Для начала перенаправить активность главы Целителей – пусть займется поисками истинного злодея. Что касается Гэбриэла… Тут я полностью полагаюсь на вас, Тео. Возьмите Биггена, Петрока, кого хотите, и выясните, куда ведет проклятый портал! Если потребуется, мы организуем экспедицию хоть на Западное побережье. Дело даже не в Бастиане. Этот парень уникален, он должен находиться здесь! Вы хоть понимаете, что это такое?! – Нантрек ткнул в исчерченную доску.