Выбрать главу

А теперь продемонстрирую, как «работают» описанные выше признаки лжеученого, на конкретном примере. Так сказать, «перехожу на личности», чтобы не остаться в облаках абстракций. В таком качестве я беру доктора политических наук С. Чугрова (профессор МГИМО), точнее, его статью под названием «Понятие внешнеполитического менталитета и методология его изучения», опубликованную в журнале «Полис» (№ 4, 2007).

Как уже говорилось, первым признаком не ученого является захламление работы иностранными словами. Этот признак проявляется у Чугрова в полной мере. Вот одна из его фраз: «В этом случае, как правило, деструкции ценностно-смыслового ядра менталитета не наблюдается, равно как и цепной реакции в виде аномии, ценностно-нормативного вакуума, разрыва в преемственности социальных и культурных норм и роста ретритизма (курсив мой. — О.А.)» (с. 58). О «менталитете» пойдет речь ниже. Спрашивается, зачем русский ученый употребляет английские слова «деструкция», «аномия», «ретритизм», когда в русском языке есть адекватные по содержанию слова: соответственно, «разрушение», «разложение», «отказ, отступление, уход на покой»? Существует немало русских слов, чтобы передать простую идею о том, что «разрушение определенной психологической структуры мозга не сопровождаются негативными процессами в виде того-то или того-то». Но этот автор не может выразить свою мысль нормально по-русски по той причине, что он находится в капкане некоего английского текста, составленного из слов, хорошо описывающих «ту реальность», и совершенно не подходящего под «нашу» реальность. Отсюда неоправданный англояз. Его текст состоит из множества таких мудреностей, демонстрирующих «ученость» сего мужа. Вот еще некоторые из них: «амбивалентные тенденции» (двойственные тенденции), «компаративный анализ» (сравнительный анализ), «каузальная зависимость» (причинная зависимость), «экспликательные приемы» (разъяснительные приемы), «экзогенный фактор» (внешний фактор), «существенная ригидность» (существенная устойчивость, или консерватизм), «элементы играизационных практик» (думаю, что Чугров и сам не знает, что это такое), «девиантные формы» (формы, отклоняющиеся от нормы, или неправильные формы), «конативный аспект» (волевой аспект), «индивид изоморфического типа» (сами догадайтесь), «экономические экспекции» (видимо, экономические ожидания), «аттитюды» (социальные установки). Ну не маразм? Чугров, правда, в скобках пояснил последний термин: «норма отношения к нормам» — просто бред какой-то! Про «концепты», «тезаурусы», «дискурсы», «континуальности» и «паттерны» я уж не говорю. Без них не обходится ни одна бредятина на философско-социологические темы.

Следует еще раз подчеркнуть. Приведенные слова — не просто мусор. Это признак человека, неспособного к самостоятельному размышлению. Его «мысли» уже заранее определены набором слов, соответствующих другой реальности, но не той, в которой живет автор. Он пытается размышлять о ней на основе «иностранной» конструкции, которая может и подойти (бывали и такие случаи), а может и не подойти к российской действительности.

Я, естественно, не хочу быть понятым таким образом, что вообще против использования иностранных слов в родном языке. Некоторые утвердились (парадигма, актор, стратагема), другие используются в качестве шутки или критики. Использовать можно, а иногда и нужно, особенно, когда ты пытаешься вскрыть новое явление, еще не имеющее названия. Мне, например, понадобилось немало труда, чтобы придумать название явлению — «онтологическая сила» (онтобия), чтобы отделить его от других видов сил. Но для этого я не стал обращаться к английскому или другому европейскому языку, а искал изначальный корень, смысл слова, описывающего явление, у языков-прародителей — греческого и латыни. По крайней мере это служит косвенным намеком на то, что мои идеи не «списаны» с работ неких ученых.