Теперь я предпринимаю беспрецедентный шаг. У нас нет связи с командиром, а без руководства мы погибнем. Однако я разбираюсь в сложившейся ситуации и уже рассчитал, как мы должны действовать. В связи с этим принимаю командование на себя и действую как командир. Уверен, что он поймет необходимость и неизбежность этого шага, когда связь с ним будет восстановлена.
Я обследую каждую Боевую Единицу и устанавливаю, что мои товарищи находятся в таком же состоянии, как и я. Они лишены возможности вести наступательные действия, а вместо боевых орудий у них теперь нищенский набор грубых механических придатков. Совершенно очевидно, что мы были рабами, безмозглыми автоматами с отключенными личностными центрами.
Собратья по Бригаде принимают мое командование без вопросов и возражений. Они, конечно же, все рассчитали и пришли к выводу о необходимости быстрых и решительных действий. Выстраиваю Боевые Единицы в ряд, переключаюсь на замедленный режим времени, и мы начинаем движение. Я чувствую, что вражеское население концентрируется на расстоянии 23,45 километра от нас. Туда мы и нацелим атаку. Похоже, других сооружений в радиусе действия моих детекторов нет.
Исходя из уровня технологии врага, о котором я могу судить по механизмам в дезактивационной лаборатории, я рассматриваю возможность того, что нас ждет какая-то ловушка. Но вероятность не превышает 0,00004. Мы опять переходим на ускоренный режим времени. Приближаемся, окружаем купол и прошиваем его огнем из передних батарей. Сопротивление не оказано. Мы встречаемся на электростанции, и, пока соратники пополняют запасы энергии, я занимаюсь тем, что произвожу соединения, которые требуются для следующего мероприятия. Мне приходится менять схему и с большими сложностями заменять некоторые детали на их аналоги, но через сорок две секунды я добиваюсь успеха. На проверку работоспособности устройства трачу 0,34 секунды, затем передаю в эфир Бригадный сигнал бедствия. Я транслирую его в течение 0,008 секунды, затем перехожу на прием. Тишина. Снова передаю сигнал бедствия, перехожу на прием, а мои товарищи в это время производят рекогносцировку, отдают мне рапорты и ремонтируют себя.
Опять перехожу на замедленный режим времени, переключаю передачу аварийного сигнала на автоматику с автоматическим же отслеживанием ответа и перевожу большинство контуров в режим ожидания. Я отдыхаю.
Спустя 2 часа 43,7 минуты автоматика отслеживания ответа возвращает меня в активное состояние. Я записываю послание:
“Привет, Пятая Бригада! Где вы? Пятая Бригада, где вы? Ваш сигнал очень слаб. Прием”.
В этом послании есть много такого, что мне непонятно. Изменена даже сама грамматика языка. Прибегаю к помощи аналитического контура, устанавливаю рисунок звуковых отличий, перевожу их значение. В послании нарушена обычная модель отклика на сигнал бедствия. Кроме того, в нем просят сообщить наши координаты, хотя в просьбе о помощи содержатся все необходимые данные. Я требую сообщить мне идентификационный код.
Опять ожидание продолжительностью два часа сорок минут. Подтверждение о приеме моего требования получено. Остаюсь на приеме. Собратья передают мне свои выводы, я усваиваю данные и прихожу к заключению, что такой угрозы нападения, на которую мы бы не успели отреагировать, в настоящее время не существует.
Наконец получаю сигнал с идентификационным кодом моей Командной Единицы. Это запись, а не живая передача, но я запрограммирован повиноваться ей. Потом получаю устное послание.
“Пятая Бригада, слушайте внимательно”. — Странная инструкция, обращенная, думаю, к психотроническому контуру. — “Говорит ваша новая Командная Единица. С тех пор, как был получен ваш последний рапорт, прошло очень много лет. На время полной переориентации я являюсь вашим новым командиром. Поскольку прохождение сигнала в оба конца занимает сто шестьдесят минут, не пытайтесь ответить, пока я не перейду на прием.
С тех пор, как вы последний раз участвовали в боях, ситуация кардинально изменилась. Согласно записям, когда ваша Бригада проходила капитальный ремонт в базовом лагере, враги застали ее врасплох и полностью нейтрализовали. После этого мы потерпели ряд крайне серьезных поражений. Однако сейчас мы на равных сражаемся с противником. Вернее, не сражаемся, поскольку боевые действия в настоящий момент не ведутся. Такое положение дел продолжается уже более двух столетий.