Уитворт стремительно пришел мне на помощь.
— Капитан авиации Кредо не участвовал в налете, ваше величество, — сказал он. — Во время этой операции он был моим адъютантом. Обеспечивал секретность.
Арнот, стоявший рядом, презрительно фыркнул. А я отметил, что Уитворт употребил прошедшее время. «Он был моим адъютантом». Выходит, меня опять сняли с должности. Король, похоже, запутался, потом все-таки улыбнулся.
— М-мужественный поступок, — пробормотал он снова и пошел дальше.
Потом был торжественный прием, где мне наконец удалось поговорить с теми, кто летал на задание. Но только после того, как окончилась официальная часть. Шампанское, бутерброды, бесконечная очередь к монаршей чете — будто гости на свадьбе. Затем — бесчисленные выступления, Кохрейн, Уитворт, Гибсон. После слово взял Барнс Уоллис и в своей нервической, самоуничижительной манере произнес печальную речь о самопожертвовании, потерях, трагизме и бессмысленности войны.
— Бедолага, — пробормотал мне в ухо австралиец Лес Найт. — С тех пор как ему сообщили о потерях, он безутешен.
Наконец речи смолкли, мне удалось залучить в уголок Леса и еще нескольких летчиков. Шампанское развязало им языки, оставалось надеяться, что они будут откровенны с собратом по ремеслу.
— Не повезло, Джеф, — сострадательно обратился я к Райсу, бывшему товарищу по 57-й эскадрилье. Он потерял бомбу и чуть не разбился — с трудом посадил «Харри» в Ваддензе. Ему крепко влетело за это от Гибсона.
— Спасибо, Кредо. Только я сам сглупил, и все это знают.
— Зря ты так думаешь. Ты ведь доставил экипаж на базу.
— Вот именно! — Лес хлопнул нас обоих по плечам. — Отличные вы парни, 57-я эскадрилья.
Райс бросил на меня печальный взгляд. Два других экипажа из нашей эскадрильи, которыми командовали Динги Янг и Билл Эстел, погибли.
Подошел Дэвид Молтби с бокалом в руке.
— Ты небось слыхал про Сирила Андерсона? — пробормотал он заговорщицки.
Все головы подались к нам — послушать. Андерсону тоже влетело от Гибсона — он летел на «Йорке» и отказался от выполнения задания по причине неполадок в хвостовой башне, а также из-за тумана. Теперь его, похоже, выгнали из эскадрильи.
— Не только за то, что не долетел, но и что привез бомбу обратно — вопреки приказу.
— Поздравляю с орденом «За выдающиеся заслуги», Молтби, — сказал я. — Я слыхал, на Мене ты отправил мяч прямо в ворота.
— Ну, я скорее добивал. — Он улыбнулся. — Когда я атаковал, плотина-то уже качалась. На деле свалил ее Динги.
— А почему, как ты думаешь, потребовалось целых четыре бомбы? Уоллис был уверен, что хватит и одной.
Молтби передернул плечами.
— Первые три попадания были неточными. Командир сбросил ближе и левее, Мартин вообще непонятно где, а бедняга Хоппи перекинул свою за гребень.
Все переглянулись.
— А что случилось? — спросил я без нажима.
— «Мама» попала под зенитки, уже на подлете сильно горела. Но довела атаку до конца, даже сбросила бомбу, хотя и поздно — мы видели, как она перескочила через плотину. «Мама» дальше, вся в огне, попыталась набрать высоту, потом взорвалась.
Пауза — глядя под ноги, мы осушили бокалы и начали озираться в поисках официанта. Я заметил смеющегося Джо Маккарти, героя Зорпе, — его голова и плечи возвышались над толпой. Потом — Дэвида Шэннона, на вид совсем мальчишку, уверенного, что это он взломал Эдер: он нынче праздновал двадцать первый день рождения. Но здесь не хватало стольких лиц, давно уже ставших привычными: Барлоу, Модсли, Байерса, Бэрпи и еще пятидесяти девяти. В том числе Питера, Дядьки, Чоки и остальных.
— А «Вики» досталось на обратном пути, — продолжил Лес Найт, прочитав мои мысли. — Я знаю, ты дружил с Лайтфутом и его ребятами. Они отлично зашли на Эдер, уж ты мне поверь. Я в жизни не видел, чтобы такое проделывали с «ланкастером». Лайтфут вел эту махину так, будто это «спитфайр». Поразительно. И бомбу сбросил как в аптеке. Она проломила плотину, будто врезали кулаком по мокрой картонке.
Время шло, шампанское лилось, шум становился все громче. Король со своей свитой, предвидя начало дебоша, незаметно удалился в какое-то более спокойное место. После их ухода все отбросили последние потуги на приличие. Появились бутылки с джином и виски, а также жены, подружки и барышни из Вспомогательного корпуса. С воплями и кряхтением приволокли пианино, и скоро загремели песни, начались танцы, игры и всевозможные дурачества. Как и принято у летчиков, подумал я, глядя на этих расшалившихся детей. Летать от души, веселиться от души и ни о чем не думать. Ибо завтра тебя может ждать смерть.