Бесстрастный тон, гипнотизирующий шелест страниц — Питер невольно поддался.
— Что? — воскликнул он. — Где?
— Насколько мне известно, в Бохольте. В военном госпитале для унтер-офицерского состава, в пятидесяти километрах от того места, где нашли вас. — Кессель улыбнулся. — Выходит, Питер, вы с ними знакомы. А это подтверждает, что вы из 617-й эскадрильи, и разбившийся «ланкастер Эй-Джей-Ви» был вашим. — Кессель вернулся к бумагам. — А вот ваш второй пилот, Макдауэл, боюсь, не уцелел. Его нашли в пилотском кресле. Погибли и радист со штурманом — как, кстати, их звали?
— Уайт. И Джонсон, — без выражения ответил Питер. Кессель все равно скоро узнает. А может, уже знает. Чоки и Джейми. И Дядька. Все мертвы. Этого ему было не вынести. Всплыло воспоминание: Дядька, перевесившийся через него, что-то кричит, перехватывает управление, а кто-то еще, может, Джейми, а может, Чоки, платком вытирает ему кровь со лба.
— Одного из ваших так пока и не нашли… — продолжал Кессель. — Это бомбардира, да? Как его звали, Питер?
Киви. Его не поймали. Значит, он, возможно, жив. И скрывается.
— Больше я вам ни черта не скажу, — ответил он яростно.
— Ваша операция, Питер, — английские газеты прозвали вас «разрушителями плотин» — была удивительным начинанием, требовавшим особого мужества и воображения. Но обошлась она дорого, а урон нанесла невеликий. Почти половина вылетевших на задание молодых людей погибла. Это преступное расточительство.
Питер подался вперед:
— Я сам видел, майор, как рухнули две плотины, и урон не был «невеликим». А прилетели мы туда по собственному почину. Все были добровольцами. До последнего. И никто не погиб зря.
— Но… — Кессель запнулся. — Так, значит, это были вы? На второй плотине?
Он встал со стула, недоверчиво усмехаясь, подошел к стеклянной двери, закрыл ее, запер на ключ. Тем временем Питер сунул в рукав нож для разрезания конвертов.
— Так-так-так. — Кессель вернулся на место, взял перо. — Итак, капитан авиации Лайтфут и его экипаж были как на Мене, так и на Эдере, где именно они и подорвали плотину. Что означает, что вы были в составе основной боевой группы подполковника Гибсона. Расскажите, пожалуйста, поподробнее.
— Нет. Не буду. Отведите меня в камеру.
Майор поморщился будто от боли:
— Очень глупо. Поскольку, как я вам уже говорил, если вы станете упорствовать, мне придется передать вас в гестапо. Мне ужасно не хочется. Оставайтесь здесь, Питер, и помогите мне. Да, и ножичек для конвертов верните, пожалуйста…
В ту ночь он вспомнил все. Он долгие часы лежал на тюфяке, глядя на тускнеющий свет в окне и вспоминая Дядьку и всех остальных. Из памяти всплывали новые обрывки картин — будто обломки разбитого корабля.
«Вики» при смерти, экипаж изранен, рана Джейми Джонсона смертельна — в грудь ему попал осколок. Чоки тоже ранен, из раздробленной левой руки хлещет кровь. Питер сидит в кабине и чувствует, что теряет сознание. Из раны на голове струится кровь, горячими потоками затекая в рот и в глаза. Ничего не видно, руки налились свинцом, наползает обморок. Он чувствует под ногами педали — ослабевшие, бесполезные, знает, что на крыле бушует пожар, и знает — все кончено.
— Машине конец, Дядька, — шепчет он слабо. — Конец.
От Эдера они пошли на запад, к границе. И там их настиг ночной истребитель. «Мессершмитт БФ-110», скоростная двухмоторная машина с четырьмя двадцатимиллиметровыми орудиями на борту. Первый залп прошил правое крыло и уничтожил один двигатель, второй пришелся по фюзеляжу и кабине. Атака заняла не более минуты. Но оказалась роковой.
Питер на грани забытья. Сильные руки вытаскивают его из кресла, стирают кровь с лица.
— Давай теперь я, дружище, — говорит спокойный голос. — Все нормально. Держишь его, Киви?
— Держу.
— Вот и хорошо. Давайте прыгайте. Все.
И на этом Питер проваливается в беспамятство. А Дядька принимает на себя командование, отдает приказ, сидя с прямой спиной в пилотском кресле, решительно уводя обреченный бомбардировщик в небо.
Питер проснулся в непроглядной тьме под вой противовоздушной сирены. Минуту лежал, пытаясь собраться с мыслями, вслушиваясь в незнакомый звук. Потом услышал нарастающий гул двигателей и вскочил с тюфяка. Налет на Дортмунд. Гул превратился в грохот. Питер был уверен — он распознает гудение «мерлинов», и их много, а значит, это «ланкастеры» или «Галифаксы Марк-2». Он потянулся к окну, но увидел лишь перекрещенные лучи прожекторов и вспышки далеких разрывов. А потом посыпались бомбы, земля задрожала, загремели взрывы. При каждом взрыве двор озарялся вспышкой. Мимо с громким звоном пронеслась пожарная машина. Он понял: о нем забыли, оставили умирать, как птицу, брошенную в клетке. Потом — ослепительная вспышка и грохот; в спину, как кулаком, ударило взрывной волной. Питер упал на колени и пополз к двери.