– Мне нравится, как ты все устроил, – я поморщилась. Какое клише. – Но ни одной фотографии.
Впрочем, я вообще не видела никаких личных вещей – ни одного признака настоящего дома.
– А зачем мне фотографии?
Я не поняла, шутит он или нет. Наверное, нет. Алекс не шутил, не считая того единственного раза у него в машине несколько дней назад.
– Для воспоминаний, – ответила я, словно объясняя простейшее понятие маленькому ребенку. – Чтобы помнить людей и события.
– Для этого мне фотографии не нужны. Воспоминания хранятся здесь, – Алекс постучал себя по лбу.
– Любые воспоминания тускнеют. Фотографии – нет.
Во всяком случае, цифровые.
– Не у меня, – он поставил пустой стакан на столик, его взгляд потемнел. – У меня превосходная память.
Я не удержалась и фыркнула.
– Кто-то высокого мнения о себе.
Это спровоцировало тень ухмылки.
– Я не хвастаюсь. У меня гипертимезия. Исключительная автобиографическая память. Погугли.
Я замерла. Такого я не ожидала.
– У тебя фотографическая память?
– Нет, это разные вещи. Люди с фотографической памятью запоминают детали увиденной картины. Люди с гипертимезией помнят почти всю собственную жизнь. Каждый разговор, каждую деталь, каждую эмоцию, – нефритовые глаза Алекса превратились в изумруды, темные и угрожающие, – хотят они того или нет.
– Джош мне никогда не рассказывал, – ни разу, ни малейшего намека, хотя они дружили уже почти десять лет.
– Джош рассказывает тебе не все.
Я никогда не слышала о гипертимезии. Звучало невероятно, словно сюжет научно-фантастического фильма, но я слышала искренность в голосе Алекса. Каково это – помнить все?
Сердце забилось быстрее.
Это было бы прекрасно. И ужасно. Ведь помимо воспоминаний, которые хочется сохранить возле сердца такими яркими, словно все повторяется наяву, есть и другие – их хочется отправить в небытие. Невозможно даже представить, как можно жить без успокоительного осознания, что ужасные образы постепенно померкнут и превратятся в слабый шепот прошлого. Мои личные воспоминания настолько исказились, что я не помнила ничего до девяти лет, когда случились самые кошмарные события моей жизни.
– Каково это? – прошептала я.
Какая ироничная встреча: я – девушка, которая почти ничего не помнит, и Алекс – мужчина, который помнит все.
Алекс наклонился ко мне, и я поборола желание отстраниться. Он оказался слишком близко, подавляюще близко, чересчур.
– У тебя перед глазами словно проигрывается кино про твою жизнь, – тихо сказал он. – Иногда это драма. Иногда – фильм ужасов.
Воздух пульсировал от напряжения. Я так вспотела, что ткань топа прилипла к моей коже.
– Не комедия и не романтика?
Я пыталась пошутить, но вопрос прозвучал на выдохе, слово флирт.
Взгляд Алекса вспыхнул. Где-то вдалеке просигналила машина. Ко мне в декольте проползла капля пота, и я видела, как Алекс скользнул за ней взглядом, прежде чем мрачно улыбнулся.
– Иди домой, Ава. Не ищи неприятностей.
Мне потребовалась минута, чтобы набраться мужества и оторваться от дивана. Когда мне это удалось, я почти побежала, – сердце колотилось, а ноги дрожали. Каждая встреча с Алексом, неважно насколько короткая, выбивала меня из колеи.
Да, я нервничала и была в легком ужасе.
Но я никогда не чувствовала себя настолько живой.
Глава 5
Алекс
Я ударил кулаком манекену в лицо, наслаждаясь острой вспышкой боли в руке. Мускулы горели, со лба на глаза стекал пот, размывая зрение, но я не останавливался. Я делал это столько раз, что смотреть не требовалось.
Вокруг воняло потом и насилием. Только в этом месте я позволял себе выпустить гнев, тщательно сдерживаемый во всех других сферах жизни. Десять лет назад я начал посещать тренировки по крав-мага для самозащиты, но они стали моим катарсисом, моим убежищем.
Когда я закончил лупить манекен, тело превратилось в смесь боли и пота. Вытерев испарину с лица, я сделал глоток воды. Работа выжимала все соки, и мне нужно было выпустить пар, чтобы перезагрузиться.
– Надеюсь, тебе удалось снять напряжение, – сухо сказал Ральф, хозяин спортивного центра и мой личный инструктор с тех пор, как я переехал в Вашингтон. Невысокий и коренастый, с мощной фигурой борца и мрачной миной, но в глубине души – плюшевый мишка. Впрочем, если бы я сказал это вслух, он бы просто меня вырубил. – Такое впечатление, что у тебя были к Харперу какие-то личные счеты.
Ральф называл всех манекенов именами персонажей или реальных людей, которые ему не нравились.