Ну конечно.
Клара вкладывает, наверно, всю имеющуюся у неё силу в очередную попытку оттолкнуть Тома, а тот, как в насмешку над ней, плотно обхватывает её запястья и прижимает их к стене. Она издаёт жалобный стон, признавая своё поражение. Тонкая кожа жадно впитывает прикосновения — правда, с хваткой он переборщил, наверняка останутся синяки.
Синяки… Клара представляет следы от пальцев на своих тонких запястьях, синие пятна на смуглой коже, и каждой клеточкой своего тела ощущает, как холодные пальцы лежат на руках прочнейшими браслетами.
Она задыхается от восторга.
Том чувствует произошедшие перемены. Не может не чувствовать, как зудящее напряжение постепенно отступает, как учащается пульс под его ладонями, как Клара, сдавшись, тянет на себя его верхнюю губу. Не может не чувствовать, как от Клары волнами расходится нечто восторженное, заставляя его сердце биться быстрее. Если он улавливает эмоции Клары — значит, они настолько сильны, что у неё уже не получается держать их при себе.
Когда Том убеждается, что Клара больше не подумает противиться, он отстраняется. В неверном свете лампы — сумрак стал ещё гуще, и его это более чем устраивает — Клара смотрит на него очень странным взглядом и часто, мелко дышит. Её руки всё ещё прижаты к стене. Том ждёт, что она станет вырываться, но его ожидания не оправдываются. Клара и не собирается возвращать себе свободу. Она приподнимается на цыпочках и, вытянув шею, обхватывает губами выступающий кадык.
Том вздрагивает. А Клара, словно только этого и дожидалась, снова упирается затылком в стену и возобновляет зрительный контакт. Она замечает, как Тома буквально распирает от ощущений: он прижимает её к стене всем своим телом; чувствует бешеное сердцебиение; слышит учащённое дыхание; видит лихорадочно горящие щёки и — скорее всего — огромные-огромные зрачки.
На подушечках пальцев мужчины сами собой возникают слабые разряды тока. И только теперь Клара начинает вырываться. Впрочем, Том не препятствует.
— Тебе не жарко? — хриплым шёпотом спрашивает он.
— Жарко, — почти беззвучно отвечает Клара. В самом деле, в комнате становится не только темнее, но и гораздо теплее. Это всё проделки Тома, не иначе, но… разве же он виноват в таком проявлении своего дара?
Длинные пальцы медленно расстёгивают большие пуговицы на свитере. Клара прикрывает глаза. Надёжные крепкие руки приподнимают край свитера, ложатся на талию, скользят вверх, стягивая ставший таким ненужным элемент одежды. Ткань водолазки потрескивает от соприкосновения с кожей на кончиках пальцев.
Свитер мягко приземляется на пол. Том прекращает двигаться. Клара недоумённо распахивает веки.
— Сними очки, — раздаётся у неё над ухом мягкий, но отчётливый приказ, и от одного этого приказного тона у неё подкашиваются колени, да только упасть не получается — её по-прежнему прижимает к стене Том.
— Нет, — дрожащим (и далеко не от страха) голосом заявляет она.
В пятнистых глазах загорается откровенная угроза.
— Снимай, я сказал, — глухо рычит Том. По спине у Клары пробегают мурашки.
— Тебе надо — ты и снимай.
Том снимет с неё очки, она прекрасно это знает. Как и то, что он сделает это не сразу.
Он проводит своими бьющими током холодными пальцами по вискам, по контуру ушей… У Клары перехватывает дыхание. Губы пересыхают. Она дрожит тем сильнее, чем дольше контактирует с Томом. Перед глазами всё начинает куда-то плыть — с каждым новым разрядом ей всё труднее удерживать ясность сознания. Она надрывно вздыхает, раздираемая двумя противоречивыми желаниями. Ей хочется, чтобы Том немедленно прекратил — и в то же время хочется, чтобы он никогда не останавливался.
Пальцы скользят по скуле, заставляя Клару судорожно стиснуть зубы, берут её за подбородок и исчезают.
Мгновением позже Том снимает с неё очки.
Есть что-то интимное в беспомощности, которую она приобретает с потерей очков. Том сверху вниз смотрит, как она несколько раз растерянно моргает большими глазами, и с шумом втягивает воздух.
Раздаётся громкий треск. Эта её беззащитность вкупе с ореолом растрепавшихся волос заводит его сильнее, чем всё, что было до этого.
Он обхватывает её лицо ладонями и припадает к губам. Глаза Клары стремительно округляются, из уголков выкатываются одинокие горячие слезинки: на этот раз неосторожные разряды тока причиняют ей боль. Том улавливает мощный взрыв, морщится, испытав на собственной шкуре причиняемое им неудобство, и торопливо отстраняется.
Жара в комнате наконец пробирает и его. С лёгким трепетом Клара наблюдает, как он стаскивает с себя толстовку и водолазку, как гладко и маняще перекатываются под бледной кожей мускулы, намекая на сокрытую в них силу, как завораживающе сгибаются и разгибаются руки…