- Да, ладно тебе, старый! Разбушевался, тут, как холодный самовар! Все же кругом свои. Сколько лет тут уже вместях обретаемся. Кого чужого уж давно бы выявили. Сами. Без вас.
- Всё! Ухожу в отставку! По причине профнепригодности! – деланно взрыднул он, яростно раздавливая ложечкой лимон, плавающий в чае.
- Как же! Ты подашь, жди! Я уже все жданки съела! – проворчала она.
Подождав, пока не на шутку расстроенный утечкой информации муж успокоится и придет в себя, она, нисколько не смущаясь, решила продолжить уже начатое ей дело по подрыву престижа и обороноспособности страны:
- Однако ж, бабы говорят, уж больно страшенное оружие выдумали Николаич с Сергеичем. Вроде как оно все живое и неживое изничтожает на большом расстоянии. Правда, ай нет? – глядя в глаза, вкрадчиво спросила она мужа.
- Гмм, - глубокомысленно промычал полковник, а затем махнув рукой на все подписки и расписки, данные им в свое время, тем более, что ранее никаких таких бесед на данную тему он себе с Фроловной не позволял, приблизил к ней близко-близко свое, заросшее бородой лицо и делая страшные глаза, начал тихо, едва не шепча:
- Ну, раз уж ты и так почти все знаешь, мать, то скажу напрямки и по чести, хоть и не сносить мне головы опосля, если ты меня выдашь по своей женской дурости…
- Да, что ж ты батюшка такое говоришь-то? – закудахтала она. – Да когда это я тебя выдавала?!
- Клянись, что никому, ни единой душе не скажешь об этом, - смастерив донельзя печальное и серьезное лицо прошептал он, с трудом сдерживаясь, чтобы самому не расхохотаться.
- Вот как Бог свят! – истово перекрестилась она на кактус, стоящий на подоконнике, за неимением иконы.
- Чтой-то ты крестишься?! – ехидно заметил он ей. - Комсомолкой ведь была.
- Была, была, батюшка! – охотно закивала она, снедаемая любопытством. - А ить комсомол от был-был, да и сплыл, а Боженька-то при своей должности, так и остался. Вот и меркуй, что почем - резонно заметила она мужу в ответ на его сомнения.
- Ну, ладно, - не стал он с ней спорить. – Слушай тогда сюда. Аппарат, созданный ими, действительно может стать самым грозным оружием, когда-либо придуманным человеком. Это факт, - поднял он указующий перст кверху для вящей убедительности. – Это типа лазера, что выжигает на своем пути все, что ни попади. И против него у супостата нет и никогда не будет ничего, чтобы противопоставить ему. Это тоже факт.
- Да, ну! – в восхищении воскликнула половина баварского Величества.
- Вот, тебе и ну! – передразнил он ее. – Однако же и тут есть своя закавыка, - сделал он многозначительную паузу и строго поглядел на нее, еще пуще нагоняя страху и восхищения.
- Какая!?
- Но все это при одном условии - если мы первые закончим испытания и примем его на вооружение. И это тоже, к сожалению, факт.
- Почему к сожалению?!
- Потому что враги тоже об этом знают. А значит, постараются изо всех сил не допустить этого, - уже на полном серьезе сообщил он.
- Как это не допустить?! – изумилась еще больше Фроловна. Ей как-то и в голову не могла прийти мысль о том, что такие вопросы могут решаться сверхдержавами быстрым и радикальным способом.
- А вот так! Зная, что у нас вот-вот на подходе такое оружие, которое может не просто поставить Америку на колени, а и вовсе уничтожить ее за пару-тройку минут, причем без последствий в виде радиации или еще чего-либо, они, пользуясь тем, что у нас временная неразбериха во власти, могут просто разбомбить нас. Именно сейчас. Потому что, как только мы примем аппарат этот на вооружение, нас уже ни с какого боку укусить будет нельзя. А это люфт, примерно в год-полтора.
- Да как же это так?! – вновь закудахтала она, округляя в изумлении глаза. – Вот так, запросто и безнаказанно разбомбить?!
- Конечно. Пока там, наверху делят портфели, никто не решится, не только ответить, но и попытаться остановить выпущенные по нам ракеты.
- А как же генерал-то, который выступал днем? Как бишь его? А, Афанасьев! – не сразу припомнила она. - Его же вроде как поставили командовать? – не переставала удивляться и в то же время засыпать вопросами жена.
- Поставить-то поставили, да ведь власть от такая штукенция, мать ее ети… - почесал он за ухом. – Её мало объявить. Надо чтобы с этим еще и все согласились. Мы тут сидим и не знаем, что там в столицах-то творится. Кто признал, кто не признал. Да и на международном уровне.
Митрич еще немного посопел, задумчиво оглаживая бороду, а затем добавил, как бы про себя:
- Да и то сказать, по закону, вишь, не в свой черед он за царский венец ухватился, вот беда. Могут ведь и вовсе не признать. Так что, смутно сейчас на Руси-матушке. И боюсь, что этим постараются воспользоваться наши недруги.
- Охти ж, страсти Господни! – мелко закрестилась бывший комсорг медучилища.
- Вот и я к тому. Днем разговаривал с Ивановым…
- Это который военпред из Москвы с комиссией по приемке прилетел? – перебила мужа всезнающая жена. – Он там, в генерал-лейтенантах бегает.
- Ну, ты, мать, и скажешь, - хохотнул он. – Слово то, какое придумала: «бегает»! Да не сбивай меня с толку. Так вот. Он настоятельно рекомендует тебе завтра лететь с ним на материк.
С этими словами он посмотрел на свою «половину» долгим и слегка печальным взглядом, как бы уже не прощаясь. Она, перехватив этот взгляд, только широко разинула рот в полном и неподдельном изумлении, как будто он сморозил какую несусветную глупость, на которую-то и ответить сразу не мочно. Наконец, через некоторое время, придя в себя, выдала на гора:
- Вот смотрю я на тебя, старый, и все больше убеждаюсь: чем старей – тем дурней ты становишься. Да неужели ты хоть на миг мог подумать, что я тебя оставлю тут одного, а сама уеду, как ни в чем не бывало?!
- Уезжала же… - не преминул он вставить ей шпильку.
- Да. Уезжала. Не спорю. Но по другим причинам, а не из страху. Детей надо было устраивать, да и здесь ничего не было. Все позакрывалось. И тебе тогда ничего окромя твоих пьянок ежедневных не угрожало. Так что ты кислое с пресным не смешивай.