- Не поедешь, значит? – пряча в бороду теплую улыбку, строго спросил он.
- И-и, не думай даже об этом! – замахала она на него руками.
- А ежели ракеты полетят на нас? – хитро прищурился он, втайне гордясь своей супружницей.
- Ну, так что ж? Полетят и полетят, - спокойно и без лишних эмоций согласилась Фроловна, а затем принахмурив брови, соображая что-то про себя, выдала. - Баллистические – вряд ли. Чай там тоже не дураки сидят, в америках этих. Знают, поди, что обратка завсегда будет. Не нынче, так опосля. А крылатые? – тут она опять немного задумалась, но быстро нашлась. – У «томагавков»16 от энтих, я слышала, в последней модификации дальность от менее 2000 километров. Да и то производство мелкосерийное только началось. Сыроватая, вишь, модель. Так что вряд ли их задействуют. С Востока - далеко, не дотянутся, да и «Клевер» на Котельном17, в случае чего прикроет. С Западу – не пройти, тамотко на Кольском стоит едва не дивизия С- 400, ужо не пропустят, да и флот – того, всегда спит вполглаза. Остается – Север. «Лансеров»18, у американцев в этом районе, нет и не предвидится, да и мало их, на запчасти все растащили ужо. «Спириты»19 - не катят, потому, как не приспособлены для войны в широтах высоких, покрытие у них малозаметное уж больно сильно обледеневает, а значит и проку от него никакого нетути, да и могут нести токмо бонбы, брюхо у них, вишь, под ракеты не приспособлено. Остаются тока «пятьдесят вторые», которые мне ровесниками будут. С энтими – смех и грех. Ну да их и видать за тыщу километров, как муху на стекле. Ежели наш «трилистник»20 не проспит, то отобьемси. Скоростенка-то у «топоров» не ахти будет. Дозвуковая. Не чета «Кинжалам»21 будут. Наши летуны, что на «МиГах»22 у нас тут околачиваются, если допрежь того не вылакают весь спирт23, то завсегда успеют перехватить все ихние ракеты. Так что, батюшка, я так по-старушечьи прикидываю, с воздуха нам не грозит ничего. А за море – не скажу. Не знаю. «Подсолнух»24 то еще тока-тока смонтировали, а в деле не проверяли. Или проверяли, да я не усмотрела?
Митрич как открыл рот в начале монолога супруги, так и сидел с ним, выпучив глаза и делая судорожные движения челюстями, чтобы его хоть как-то захлопнуть. Всякого мог он ожидать от своей «половины» за полвека «мирного сосуществования», как иногда в шутку называл он их брак, но тако-о-о-го! Сидел, чувствуя себя дурак дураком, и никак не мог понять, кто сидит напротив него, подперев в задумчивости щеку рукой – фельдшер-акушер или Начальник Главного оперативного управления, умело скрывающийся под личиной простоватой на вид и в речах пожилой женщины. Он, в свое время, окончивший академию, и то с трудом мог оперировать подобными сведениями и тактико-техническими характеристиками вооружений. Она – баба абсолютно безграмотная в воинском деле, не отличающая танк от бэтээра, дала полный стратегический расклад всего Северного ТВД.25 Наконец, сделав над собой невероятное усилие, он кое-как, при помощи руки сумел вправить отпавшую челюсть и с нескрываемым опасением, рискнул поинтересоваться у глубоко законспирированного сотрудника КГБ, в этом он уже почти не сомневался, которого ему подсунули пятьдесят лет назад:
- Ты, это, мать, где же успела нахвататься таких секретных сведений?
- Дык, - ухмыльнулась та, - чай не в пустыни живем. Люди-то кругом военные шарахаются. А в магазине-то пока стоишь в очереди, чего только не наслушаешься. Не от самих мужиков, так от женок ихних.
- Вот так вот живешь-живешь с человеком и не знаешь, что он и не человек вовсе, а ходячий «сборник индексов ГРАУ»,26- покачал он головой, не переставая, однако, удивляться аналитическому складу ума этой кочки, что сидит напротив него.
- Так что, никуда я не полечу. А тем более сейчас не оставлю тебя один на один с этой страшилищей, старый ты греховодник! - кивнула она в окно, где виднелся край сарая. - Всюю то жизнь, норовишь мне какую ни то свинью подложить, аспид проклятый, и вот на тебе. Дождалась. При живой-то жене в дом медведицу приволок. Срам, да и только! Что люди-то скажут?!
- Пустое, мать, баешь, - пристрожил он начавшую было заходиться неправедным гневом супругу. – Никаких таких срамных мыслей на ее счет у меня не имеется. Просто пожалел, пропадет ведь сама и дите ее с нею. И народ ничего не скажет. Проинструктировал уже. Люди с понятием, в отличие от некоторых несознательных элементов.
Все же желая как-то смягчить вновь чуть было не вспыхнувшую перепалку и желая потрафить своей Фроловне, Митрич опять хитренько пряча улыбку в бороду спросил:
- И как это ты, Фимушка, не испугалась-то ее? Я ведь сарай-то закрывать не стал, думал, что раньше тебя до дому вернусь.
- Как не испугалась? Испугалась, конечно, спервоначалу. К дому подхожу, ан глядь, на талом-то снегу во-о-т такенные лапищи медвежьи, - развела она руки в стороны. – Пригляделась и вижу, что они, следы энти, вровень с твоими идут. Ага, думаю, значит рядом шли. Следы ровные, да размеренные, значит шли не торопясь, вроде как на прогулке. А там уж и маленькие углядела, - принялась она охотно пояснять. – Еще ближе подошла, смотрю, вроде как кровь на снегу, будто драли кого. Опять испугалась. Пригляделась. Думаю, если бы моего сожрали, то протез от наверняка бы остался валяться, да и калоши, а тут только копыта и видать. Вспомнила я про полть оленины в сараюшке. Да и след твой усмотрела, к крылечку ведет. Ну, думаю, живой значит окаянец. А из сараюшки, слышу, ворчанье, да сопенье. Думаю про себя «раз старика моего не тронул, то и мной может побрезгует». Заглянула. Смотрю, она там забилась внутри, скалится, а передней лапой к себе медвежонка прижимает, вроде как сама опасается. Я ее не стала дразнить, конечно, духом своим, развернулась, да и пошла до дому. Потому как женщина женщину, какая бы она не была, а завсегда понять сможет, и войти в ее положение. А там, немного погодя, и народ стал собираться, в курсе видать. И агитацию твою слушала опосля. Ажно чуть не прослезилась сама. Вот, - закончила она свое повествование, чинно сложив руки на коленях.
- Купер27 ты наш Фениморушка! – засмеялся старик, вставая и обнимая за плечи свою ненаглядную бабку. Та, в ответ зашмыгала носом, накладывая на его узловатые руки свои пухлые ладошки.
<p>
</p>
II.
<p>
</p>
Выпроводив из кабинета этого «гаденыша», как успел про себя окрестить старлея Уржумцев, он не стряпая набрал номер амбулатории. К трубке долго никто не подходил. Андрей Семенович уже хотел было ее положить, как на том конце явно запыхавшийся голос терапевта просипел: