ЯНЬШИН ЮРИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ
Р А З Р Ы В
(роман-хроника)
Моему горячо любимому соавтору и критику,
моей маме - Морозовой Тамаре Павловне
посвящается
От автора
Данное произведение, как и многие его собратья, в последнее время заполонившие просторы интернета, относится к жанру "что было бы, если бы...". Признаваясь в том, что не является ни военным, ни политиком, ни не дай Бог - экономистом, автор просто перенес все свои "хотелки" на бумагу, которая, как известно, все стерпит. Все события, описываемые на страницах этого романа, происходят в параллельной Вселенной, являющейся почти зеркальным отображением с нашей. Ключевое слово здесь - "почти". Разница между нашими мирами заключается лишь в том, что наше Солнце - желтое и круглое, а в описываемом мире - зеленое и квадратное. Автор уверяет почтеннейшую публику в том, что все имена и фамилии персонажей не имеют никакого отношения к своим земным аналогам, а какие либо совпадения носят исключительно случайный характер.
Книга первая
ЭТОТ ДЛИННЫЙ, ДЛИННЫЙ ДЕНЬ
Во всем свете у нас есть только два верных союзника - наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас.
(Император Александр III)
ПРОЛОГ
14 декабря 1840 г., Российская империя, г. Санкт-Петербург, Дворцовая набережная, Зимний дворец.
Император стоял возле окна своего кабинета, заложив руки за спину и прислонившись лбом к холодному стеклу. Одет он был как обычно в белый колет с эполетами Лейб-гвардии конного полка. Он надеялся, что стекло хоть немного остудит, его разгоряченную последними событиями, творящимися в заснеженной пустыни оренбургских степей, голову. Последние вести о хивинском походе Василия Перовского были безрадостными. Все говорило за то, что наспех организованная экспедиция под водительством его любимца, заканчивалась самым плачевным образом так и не добившись результата по усмирению разбойного логова ханов Хивы. Единственное окно императорского кабинета, расположенного на первом этаже северо-западной части дворца, выходило на Адмиралтейство. Леса, опоясавшие дворец после приснопамятного пожара 1837 года уже убрали и поэтому здание Адмиралтейства и кусок набережной было хорошо видно. Сегодня был особенный день. Пятнадцать лет тому назад именно в этот день провалился заговор кучки офицеров, намеревавшихся воспользоваться сумятицей в деле престолонаследия, для установления в Империи власти кровавой военной хунты. Как и в тот год, зима опять выдалась почти бесснежной. Злой ветер дул с Финского залива, выдувая и без того куцые остатки снежного покрова. Помимо императора в длинном и узком, как чулок кабинете присутствовали еще двое. Тот, что выглядел постарше, имел большие залысины, открывавшие высокий лоб с большим количеством морщин и усталыми печальными глазами серого цвета. Одет он был в лазоревый генеральский мундир 3-го отделения Е.И.В. канцелярии, так нелюбимый всеми великими русскими поэтами первой половины XIX века. Он сидел на стуле у края большого стола, чинно сложив руки на коленях. Второй гость императорского кабинета выглядел гораздо моложе первого. И имел две особенности. Во-первых, он сидел на стуле напротив "лазоревого", вольготно вытянув ноги, и имел куда более свободную позу. На нем сидел мундир генерал-фельдцейхмейстера, что говорило о принадлежности его хозяина к артиллерийскому делу. Второй его особенностью было поразительное сходство с Его Императорским Величеством Николаем Павловичем, но в отличие от него имел вид очень бравый, о чем свидетельствовали лихо закрученные кверху пышные усы.
- Сегодня исполнилось ровно пятнадцать лет с тех страшных для России лет, - глухим голосом проговорил император, не отрываясь от окна. - А я все помню, как будто это было только вчера.
- Да, Ваше Величество, - поддержал его пожилой. - И я тоже это помню. Погоды как раз стояли такие же, как и ныне - ветреные и малоснежные.
- Что там наши сидельцы? Леонтий Васильевич доносил мне, что никто из них прошения о помиловании не подавал. Так ли это?
- Так точно-с, Ваше Величество. Никто из причастных к делу "14 декабря" прошений на Ваше высочайшее имя не подавал, - подтвердил пожилой, невольно кривясь при упоминании фамилии своего заместителя. Ни для кого в этом кабинете не было секретом, что милейший Леонтий Васильевич аки крот неустанный "копает" под своего шефа.
- Гедиминовичи ! Упорное семя. Боярская толща, - скрипнув зубами, произнес император, не оборачиваясь к присутствующим. - Зубы-то им повыдергали, да корни остались. И ничего тут с этим не поделаешь. Сидят, ждут и держат свой камень за пазухой.
- Не дождутся! - коротко хохотнув, выпалил моложавый артиллерист. - Надолго урок получили. То же, мне, оппозиция! Переворот затеяли, а что дальше делать и сами не знали толком...
- Дурак ты, Мишкин ! - беззлобно прервал его император. - Это только на берегах Туманного Альбиона существует легальная оппозиция Его Величества. Заметь - Его Величества, а не Его Величеству. Там даже оппозиция и то в руках монарха. А наша же - только и ищет повода, чтобы вилку в горло воткнуть , либо табакеркой в висок приложиться. И в этом я вижу большие неустройства на Святой Руси в будущем. Да и насчет того, что они не знали куда и как вести Россию, ты не прав. Почитай-ка, если еще не читал, чего там нацарапал этот Пестель в своей, так называемой "Русской Правде". Почитаешь, так волосы дыбом встают от их истинных замыслов. Они готовы были залить кровью всю Русь-матушку, во имя своих призрачных целей. Вот уж где была бы кровавая диктатура! А они еще меня смеют называть "Николай Палкин", бесстыдники, право слово. Я иной раз жалею, что сразу не предал публичной огласке их дальнейших планов, тем самым давая кое-кому проявлять жалость к этим извергам.
- Я не обижаюсь на тебя, brat, - возразил императору артиллерист, все же недовольно покрутив носом, - но ты напрасно назвал меня этим словом. Дворцовые перевороты, сиречь аристократические революции, какова бы то ни была их подоплека, никогда не угрожали самому государственному устройству. В наихудшем своем проявлении одна династическая ветвь сменяла другую. А вот чего действительно надобно опасаться, так это бунта черни. Бунта - бессмысленного и беспощадного по меткому выражению незабвенного господина Пушкина.
- Ваше Высочество, Ваше Величество! Умоляю вас, не ссорьтесь. Вы оба правы. Самодержавию угрожают со всех сторон, - взмолился пожилой, прикладывая руки к сердцу.
- Не волнуйся, Александр Христофорович . Мы не ссоримся. Это наш, сугубо семейный и давний спор, - проговорил Николай I, по-прежнему не отворачиваясь от окна. - Однако же ты прав, старый мой служака. Трону угрожают со всех сторон, и я даже не знаю, какая из угроз более страшная. Перед нами неразрешимая дилемма. Дать свободу крестьянам, обещанную моим старшим братом еще на заре юности я не могу, ибо это грозит нам недовольством аристократии. И тогда выступление "декабрьских бунтовщиков" покажется детской репетицией к настоящей аристократической революции, наподобие шляхетского восстания тридцатого года, только во много раз страшнее. И не дать крестьянам свободу тоже нельзя, потому что терпение народа не бесконечно. Сам же не раз докладывал, что, то там, то тут пускают "красного петуха" в дворянских усадьбах. А когда оно полностью иссякнет, то заполыхает вся Россия. И опять вылезет на свет Божий кто-то, вроде Емельки Пугачева.