Выбрать главу

  Афанасьев больше на автомате, чем осознанно покивал головой. При этом его и без того "топорное" лицо с никак не подходящей к нему курносостью переполняла злость, впрочем, пока еще в рамках армейского этикета.

  - Где задержанные? - угрюмо спросил он, сжимая кулаки до побелевших костяшек.

  - На одной из явочных дач под надежной охраной. Специалисты сейчас проводят с ними "экспресс-допрос".

  - Смотрите, не переусердствуйте там, - подначил Рудов Тучкова, зябко передергивая при этом плечами.

   Но взгляды почти всех присутствующих скрестились на Афанасьеве. Все ждали от него веского слова. А на него было страшно смотреть в эти минуты. Покрывшееся испариной возле лба и висков лицо начальника Генштаба было похоже на восковую маску, наспех и грубо слепленную с оригинала. Но он молчал, а всем окружавшим сейчас несчастного начальника Генштаба, по зарез нужны были, хоть какие-то руководящие указания, чтобы сбросить с себя растерянность и почувствовать свою необходимость. Все это прекрасно понимали. Понимал это и Валерий Васильевич Афанасьев, по прозвищу "комод".

   Напряженную паузу нарушил капитан с красной повязкой дежурного начальника караула.

  - Товарищ генерал-майор, - обратился он, козыряя, к руководителю дежурной смены, - разрешите обратиться к товарищу Начальнику Генерального штаба?!

  - Разрешаю, - незамедлительно ответил тот, подспудно чувствуя, что сейчас должно что-то произойти (хотя, если вдуматься, то происшествий сегодня и так хватало).

  - Товарищ генерал армии, - обратился он уже к Афанасьеву, - разрешите обратиться?!

  Начальник Генштаба только коротко кивнул, не тратя даром слов. Он вообще был из породы молчунов.

  - Там на КПП какой-то старик. Из гражданских. Требует немедленно провести его к вам. В подтверждение своего требования передал вам, вот это, - с этими словами начкар сунул руку в нагрудный карман и достал оттуда золотой перстень, в виде печатки, на поверхности которой было рельефное изображение трех пятиконечных звезд, сцепившихся краями своих лучей, образуя, тем самым, некое подобие треугольника. Афанасьев взял в руки кольцо и поднес к глазам. Сомнений не было, он сразу узнал этот рисунок и невольно вздрогнул. Вот уже сорок три года в левой подмышечной области он носит этот выжженный каленым железом знак. Знак причастности к тайному сообществу. С внутренней стороны перстня по его окружности шла надпись славянской вязью: "Жизнь - Родине, честь - никому".

  - Веди, сюда, - осипшим голосом приказал он капитану. В горле как-то разом все пересохло. Он сделал судорожное глотательное движение, но во рту бушевала Сахара. Кто-то из генералов, видя мучительные затруднения начальства, протянул стакан воды. Валерий Васильевич только благодарно кивнул, даже не рассмотрев, как следует, доброхота. Предчувствуя нечто эпическое, присутствующие генералы и адмиралы замерли "соляными столбами" подобно персонажам "Ревизора" в последней сцене.

  II.

   Минуты ожидания тянулись невыносимо долго. Всем почему-то казалось, что появление неизвестного и таинственного старика, передавшего какой-то предмет Начальнику Генштаба (далеко не все смогли разглядеть и понять, что он принял от начкара ) способно, если и не все расставить на свои места, в этой непонятной и трагической ситуации, в которую попала Россия в очередной раз, то уж во всяком случае, во многом прояснить обстановку. Вдруг в задних рядах возникло какое-то едва уловимое движение, а буквально через пару-тройку мгновений плотные ряды присутствующих генералов начали расступаться, как льдины перед движущимся айсбергом. Но никакого айсберга не было. Просто вошел среднего роста сухощавый хиповатого вида старичок с седыми волосами аккуратно собранными на затылке в куцый хвостик-косичку, перехваченный канцелярской резинкой и такой же небольшой седой подстриженной бородкой. Одет он был тоже по-простому: светлые полотняные брючки и в тон им рубашка с короткими, по случаю теплой погоды, рукавами. Чем-то он даже на первый взгляд напоминал уже порядком подзабытого актера - Вацлава Дворжецкого. В общем, как ни крути - ничем не примечательный старикан. Тысячи таких, как он сидят у своих подъездов на лавочках, яростно обсуждая внешнюю политику страны, играют в шахматы с такими же, как они сами отголосками прошлого или, как сторонники ЗОЖа бегают по утрам в скверах и парках, демонстрируя победу старческого маразма над инфарктом. И все-таки было в нем что-то этакое, что в корне отличало его от всех других. Чувствовалась в нем какая-то необъяснимая мощь, заставляющая расступаться в стороны сильных мира сего. По уверенной и совсем не старческой походке, по отточенным и повелительным движениям руки, требовательно протянутой к Афанасьеву, чтобы тот вернул опознавательный знак, было видно, что этот человек привык отдавать приказы еще и не таким "шишкам", как Начальник Генштаба и не терпел отказов ни с чьей стороны. Но самым удивительным в этом старике были его глаза. Голубые, чистые, без какой бы то ни было мути в глазных яблоках, свойственной всем представителям преклонного поколения, они поражали своей молодостью и пронзительностью. Такие глаза могли принадлежать только молодому и полному жизненных сил человеку. Или же вовсе не человеку, что уже было бы на грани мистики и откровенного фэнтези.

   Разумеется, Афанасьев тотчас же вернул артефакт его владельцу и тот небрежным жестом водрузил его на средний палец левой руки.

  - Кто вы?! - хриплым голосом вопросил он у властного старика.

  - Каким бы именем я не назвался и какой бы паспорт не предъявил, это вам ровным счетом ничего не скажет, - ясным и крепким голосом возвестил пришелец. - Но ты, Боримир, можешь называть меня Посланником.

  Афанасьев невольно сжался в комок, услышав третий раз в жизни свое истинное имя, данное ему сорок три года назад на утесе Волги в грозовую ночь. Вместе с "истинным", как ему было сообщено, именем он получил и уже упомянутый знак, выжженный на его теле каленым железом там же. Второй раз это имя, обращенное к нему, он услышал двадцать пять лет тому назад, когда Посланник, предъявив ему точно такой же, как и сейчас, перстень, в безапелляционном порядке приказал поступать в Военную академию Генерального штаба Вооруженных Сил РФ. И хотя у него самого и не было столь грандиозных планов на свое ближайшее будущее, однако Посланник был строг и неумолим, поэтому пришлось подчиниться его воле. Тот ли это был Посланник, что явился к ним сейчас, или это был совсем иной человек, Валерий Васильевич не был уверен, ведь прошло двадцать пять лет. Время порой изменяет даже хорошо узнаваемые черты лица до абсолютной неузнаваемости. Тот, первый Посланник, был гораздо моложе, и даже, кажется, несколько шире в плечах. Их обоих роднила только повелительная манера общения и этакий холодный блеск стали в глазах.