Посмотрев метеосводки, он огорчился: в Париже было едва теплее, чем в Москве. А он-то надеялся на солнышко… Февраль только начался, погода стояла пасмурная, стылая, то дождь, то снег, то малый плюс, то слабый минус, и весна в неприветливых владениях зимы лишь робко, неуверенно намекала на свое грядущее пришествие тонким запахом коры пробуждающихся к жизни деревьев. Пришлось закинуть в дорожную сумку теплые вещи. Андрей выбрал черные джинсы, песочного цвета пуловер, короткое черное пальто с подбивкой… Нет, не меховой, боже упаси, во Франции за натуральный мех могут живьем съесть защитники животных! – с подбивкой из кашемира цвета маренго и, в довершение, шейный шелковый платок с терракотово-черным рисунком. Черное сочеталось с пальто, терракотт – с песочным. Посмотрел на себя в зеркало: весьма неплохо, прямо что-то французское засквозило в облике.
В аэропорту Шарль де Голль его встречал давний друг Володька, художник, обретавшийся во Франции вот уже с десяток лет и даже продававший время от времени свои картины в галереях. Узнав, что от него требуется, Володька заверил, что все организует в лучшем виде.
Ночевал Саблин у другого приятеля, имевшего вполне сносную квартиру на площади Бастилии, – у Володьки никак невозможно, он жил на Итальянском бульваре в мансарде одного из роскошных домов, «под крышами Парижа». Звучит романтично, однако весь романтизм рассыпается в прах, когда пройдешь семь этажей без лифта, едва втиснешься в дверь (потому что она упирается в край матраса) и окажешься в десятиметровой комнате. Точнее, в десятиметровой квартире, поскольку на этих метрах еще расположились душ с туалетом и крошечный кухонный уголок: плита, мойка и малюсенький холодильник под ней.
На следующий день Андрей и Володька встретились возле Пале-Рояль и отправились на вернисаж одного модного французского художника.
Саблин увидел Галину практически сразу: она рассматривала картины, держа в руке бокал шампанского. Варя паслась у столика с канапе.
– Художник стоящий, – шепнул Андрею Володька. – Если что, можешь поговорить с Галиной о его танцующей перспективе.
– Это как? – не понял Андрей.
– Ты ведь не спец, ты просто любитель – таков твой имидж для дамы, верно? Тогда никаких профессиональных терминов. Посмотри: на заднем плане, в перспективе, линии будто танцуют?
– Ну.
– Вот и скажи ей, когда представится случай: мол, нравится мне эта танцующая перспектива. В искусстве, мол, я не очень разбираюсь, но люблю. Хочу купить что-нибудь для дома… Ну, примерно так. Покупать необязательно, сам понимаешь. Просто светский треп, чтобы знакомство завязать. А потом представь меня, я ей чего-нибудь дельное скажу.
– Надеешься свои картины ей подсунуть? – понимающе усмехнулся Андрей.
– А почему нет? – не обиделся Володька. – У нее есть деньги, у меня товар. А там видно будет.
Саблин кивнул и указал ему в сторону столика с канапе:
– Смотри туда. Видишь хорошенькую девушку? Это Варя, ее секретарша. Иди, познакомься для начала с ней. Заодно отвлеки, я не хочу, чтобы она заметила меня сразу.
– О, и вправду милашка! – оживился Володька. – Я полетел.
Андрей прошел за спиной у Вари, с удовольствием отметив, что она общается с какой-то французской пожилой парой, заглядывая в подсказки, которые сделала с помощью учебника Михаила. Остановившись у крайней картины, он выжидал удобного момента, потихоньку перемещаясь вдоль полотен в сторону Галины. Она внимательно разглядывала развеску, тихо наговаривая что-то в телефон (похоже, включила диктофон). Хозяин вернисажа, автор картин, посматривал издалека в ее сторону с надеждой, но беспокоить не смел.
Краем глаза Саблин видел, что у Володьки с Варей завязалась оживленная беседа, и порадовался, что у девушки появился новый объект интереса. А то он уж было напрягся, что слишком Вареньке приглянулся.
Наконец он добрался до Галины. Она лишь скосила глаза, чтобы увидеть того, кто пристроился рядом с ней.
– Простите, я слышал, вы говорите по-русски… Мне не показалось?
Галина кивнула, не повернув к нему головы.
– Я не специалист, ничего в искусстве не понимаю, но мне нравится эта танцующая перспектива, – указал Андрей на одно из полотен. – А вы как считаете, это действительно находка автора? А то, может, у него просто руки дрожат, а я, профан, увидел в этом специальный прием?