В квартире было жарко. Воздух в ней казался уже использованным, как будто сотня пар легких вдохнула его, согрела, высосала из него весь кислород и выдохнула в эту коробку, которую она так и не научилась называть своим домом.
Она повесила сумку на дверь. Проверила телефон, помыла руки, ополоснула лицо. В холодильнике лежало яблоко, она сгрызла его, не обращая внимания на помятости и поеживаясь от кислого вкуса. Потом вытащила оттуда же два ломтика хлеба и уронила их в тостер, однако, пока она смотрела, ни о чем не думая, в стену, хлеб успел сгореть. Она выбросила его и налила в стакан для виски немного красного вина.
Войдя в гостиную, она подняла оконную раму. Ни дуновения, да и температура снаружи такая же, как внутри. У нее где-то валялся вентилятор, впрочем, какая разница — где, все равно он сломан. Ладно, зато есть фен для волос. Если не ставить его на нагрев, тот же самый вентилятор и получится.
Только гостиная ей в этой квартире и нравилась. Кухня тесная, в ванной комнате завелась плесень, спальня темна, к тому же в ней все вверх дном. А здесь имелся ковер, телевизор и, если высунуться из поднятого окна, можно увидеть кусочек выгона. Софа отливала под пледами раздражающей зеленью, но сидеть на ней было одно удовольствие — она не то, чтобы заключала тебя в объятия, но словно бы ласково опускала руку на плечи. Хотя временами, в дни подобные этому, например, объятие тоже не помешало бы.
Именно в гостиной она и держала свои книги. Читала она много. Главным образом, детективы, но и книги по истории тоже, когда чувствовала, что уже по горло сыта инспектором Ребусом[2]. Книги заполняли полки, оставленные ей домовладельцем, и шкаф, который она купила в IKEA. Ей нравилось пробегаться взглядом по их корешкам. Нравилось определять, какая из них какая, издалека, не различая названий. Потрепанные уголки обложек, трещинки на них, — все это были знаки близкого знакомства. Знаки уюта.
Но сегодня она читать не стала. Начатая книга так и лежала там, где она оставила ее в ночь перед пальбой в школе. Она подцепила книгу за корешок и положила на пол, обложкой вниз, будто это способно было сделать ее более уступчивой, податливой, требующей меньших усилий. Книга рассказывала о Сталинграде — о боях, об осаде. И легкого чтения с самого начала не обещала. Главная беда состояла в том, что Люсия уже довольно далеко углубилась в книгу, но конца так пока видно и не было. Добралась до сто сорок третьей страницы, а в Сталинграде еще и зима не началась.
Она взяла телевизионный пульт и снова положила его. Она неизменно просматривала программы передач и неизменно не обнаруживала ничего, что ей хотелось бы посмотреть. Кто-то посоветовал ей обзавестись спутниковой антенной, и она согласилась с тем, что попробовать, наверное, стоит, но дальше этого дело у нее не пошло.
Она постояла немного, подошла к окну. Высунулась, взглянула на выгон, опустилась на колени, облокотилась о подоконник и подперла подбородок ладонями, а постояв так, поднялась и налила себе еще вина. Кончилось тем, что она забрала с рабочего стола свои заметки по делу и села с ними на софу. Вытянула наугад один из листков. Это была запись разговора со школьниками. Не ее разговора, констебля. Она уже читала эту запись и, хоть содержания ее и не запомнила, знала, что ничего существенного в ней нет. Ничего. Боль, горе, потрясение, снова боль, но с ее точки зрения, с профессиональной, ничего.
Она снова взяла пульт и на этот раз включила телевизор. Убрав звук, смотрела на экран и думала о Зайковски, о детях, о перевернутых стульях в актовом зале. И, наконец, решила, что хватит. Велела себе думать о чем-нибудь другом. Сначала в голову ничего не приходило, а потом она вспомнила то, что сказала главному инспектору о выходных, о своих планах на выходные, и погадала, поверил ли он ей.
Ну да, мы с ним не ладили. И что? Это ни для кого секретом не было. И преступления тут никакого нет. Получается, я просто-напросто был первым, кто его раскусил, правильно?
Физическое воспитание, если вам так уж хочется знать. У меня диплом университета Лафборо по спорту и организации досуга. Лучший университет страны — по этой части. Поступить в него трудно. А доучиться до конца так даже и труднее. Я там семь потов пролил, потому что еще и в соревнованиях участвовал. Триатлон — «Железный человек»[3], знаете? Иногда марафоны бегал. Колени меня подвели. Колени и ахилл.
Физическое воспитание — это целая наука. Когда я сам в школе учился, там все сводилось к забегам по пересеченной местности, в одних трусах. Плюс регби для мальчиков и хоккей для девочек. Ни дисциплины, ни организации, ни специализации. А занимался всем этим директор нашей школы. Выгонял нас на футбольное поле и судил матч из окна своего кабинета. Судил. Ха! Газетку он там читал. Ну, если слышал какой крик, то отрывался от нее, а так, предоставлял нас самим себе. И когда ты вырубал противника, делать это следовало тихо. Чтобы он и не пикнул.
3
«Железный человек» — серия соревнований по классическому триатлону, которые являются отборочными перед чемпионатом мира. Победитель соревнований получает титул Железного человека.