Люсия снова прикусила губу, отвернулась. Она почувствовала, что в уголке глаза набухает слеза. И прежде, чем успела высвободить руку и смахнуть ее, слеза скатилась по щеке к краю рта. Люсия провела по щеке плечом, отняла у Филипа ладони и, шагнув мимо него, опустилась на скамейку.
— Что я делаю? — спросила она, обращаясь к своим туфлям. — И что должна сделать?
— Если ты о своей отставке, отвечаю: нет. Не сейчас. Не в то время, когда тебя мучают такие чувства. — Филип положил ладонь на спинку скамьи. — Если же речь идет о том, что ты должна сделать в связи с Зайковски… Тогда… — Он выдохнул через ноздри. — Я не знаю, Люсия. Говорю тебе честно, не знаю.
Люсии вдруг стало смешно. Она и засмеялась, однако получилось у нее рыдание. Она прижала к глазам подушки ладоней, словно стараясь загнать слезы обратно в глаза.
Филип откашлялся:
— Люсия. Может быть, сейчас и не лучшее время. Однако я должен тебе кое в чем признаться.
— В чем?
— Ты только не сердись.
— Как? На что?
— Просто не сердись, когда я тебе все расскажу.
— Что ты сделал, Филип?
— Я… — он снова кашлянул. — Я поговорил с Дэвидом.
Люсия вскочила на ноги.
— Что?
— Имени твоего я не назвал.
— Да уж надеюсь!
— Но он все равно догадался.
— Ох, Филип!
Филип поднял перед собой ладони.
— Это же не моя область права, Люсия. Я имею дело с главами корпораций. С финансовыми директорами, с бухгалтерами. Что я знаю об уголовном праве?
— Так ведь это и не область Дэвида.
— Его. Ну, почти. Он же пришел к нам из Королевской прокурорской службы. А в своей нынешней фирме занимается гражданскими процессами.
— Дело вовсе не в этом, Филип. — Она покачала головой, чувствуя, как на ее вспыхнувших щеках просыхают слезы. — Ты же понимаешь, дело вовсе не в этом.
— Люсия, прошу тебя. Я думал, что это поможет. Что Дэвид сумеет тебе помочь. Ты приходила ко мне за юридическим советом, но с таким же успехом ты могла бы обратиться за ним и к своему нотариусу.
Люсия смерила его гневным взглядом и отвернулась. Однако спустя мгновение все же позволила себе встретиться с ним глазами.
— Что он сказал?
Филип виновато пожал плечами. Поморщился.
— То же, что говорил тебе я.
— То же, что говорил ты.
— Потому я и не хотел об этом упоминать. Он сказал, что прецедента не существует. Что единственное относительно схожее дело слушалось несколько лет назад, когда ученик судился со школой. Что даже если тебе удастся найти обвинителя, достаточно честолюбивого, чтобы взяться за это дело, до суда оно все равно не дойдет. И напомнил мне, что в этом году состоятся выборы.
— Совсем как Коул. Мой шеф. Все это мог бы сказать и Коул.
— Я с ним не согласен, Люсия. Просто рассказываю тебе то, что было.
Люсия встала. Вытерла глаза, оправила блузку. Прошла мимо Филипа, огляделась по сторонам, пытаясь понять, куда ей отсюда идти.
— В какой стороне метро?
— Возьми такси. Я заплачу.
Люсия покачала головой:
— Предпочитаю метро. Прости, Филип, ты человек занятой, а я трачу твое время. Я вообще только этим и занимаюсь — трачу чужое время.
— Не говори так. Прошу тебя. Мне очень хотелось бы сделать для тебя побольше.
— Ты сделал достаточно, — Люсия коснулась губами его щеки. — Спасибо. Ты сделал все, что мог.
Она повернулась, собираясь уйти.
— Люсия. Постой. Есть еще одно. Не важное, но я обещал сказать тебе это.
Люсия обернулась к нему. Она знала, что ее ждет, знала, что должна бы разозлиться, но не разозлилась.
— Я не собираюсь разговаривать с ним, Филип.
— Просто позвони ему. Тебе же не придется идти и…
— Я не собираюсь разговаривать с ним, Филип. — Она развернулась и направилась к выходу из парка. Она не знала, сможет ли Филип услышать ее, но все же повторила: — Не собираюсь.
Какое у вас самое первое воспоминание? Вот и я тоже не уверена. По-моему, я стою на борту корабля и на мне мой любимый джемпер. С вышитым цветком.
А хотите знать мое самое раннее воспоминание о Сэме?
Как он меня щиплет. Мне года четыре, может, пять, значит ему семь, наверное, или восемь. Я лежу на спине, а он стоит на мне коленями, и я освобождаю одну руку, бью его, но он не обращает на это внимания, потому что занят другой моей рукой, щиплет ее, здесь, здесь, здесь, поднимаясь все выше, щиплет и улыбается. Я это ясно помню. Как будто вчера вечером по телевизору видела.
Он меня ненавидел. Я его тоже, но он начал первым. Не выносил. Так говорит Энни. Она говорит, не ненавидел, а не выносил, но я посмотрела в словаре, что такое «не выносить» — в общем, то же самое и есть, «ненавидеть». Я, кстати, уже знала, что такое «не выносить». Я не тупица, просто проверить хотела. У меня есть словарь, Энни подарила, и я люблю проверять, что значат слова, потому что иногда они значат что-то совсем другое, не то, что ты думаешь, не так чтобы всегда, но достаточно часто, а это меняет то, что ты говоришь, хоть ты этого совсем и не хочешь. Вы меня понимаете?