— Выброси все эти мысли из головы, — сказала она. — Потому что это было всего лишь моей ошибкой. Совершенно явной. Мне следовало подождать до утра. А может, и вообще не приходить.
Она попыталась встать. Но прежде чем ей удалось выбраться из-под пальмы, Дэвид, потянувшись через стол, положил ладонь на ее предплечье.
— Подожди, — сказал он. — Подожди. Прошу тебя, Люсия, сядь.
А тут еще официант принес заказанную еду, преградив единственный путь, каким Люсия могла убраться из ресторана. Она заколебалась. Взглянула на Дэвида.
— Ну, прошу тебя, — сказал он. — Сядь.
Люсия опустилась на краешек кресла, официант расставил по столу тарелки. Пирожное оказалось коричневым. И, насколько могла судить Люсия, это была единственная характеристика, какую оно делило с рисовавшимся ее воображению шоколадным тортом. Она отодвинула от себя тарелку и стала наблюдать за Дэвидом, ковырявшимся вилкой в спагетти.
— Знаешь, Дэвид. Прости меня. Если я внушила тебе какие-то ложные надежды, мне очень жаль. Но ведь не мог же ты ожидать… после того, как ты со мной поступил …
Дэвид кашлянул. Еще раз ткнул вилкой в спагетти, затем отложил ее и поднял взгляд на Люсию.
— Что я могу сделать, Люсия? Ты сказала, что нуждаешься в моей помощи. Что я могу сделать?
Люсия протянула через стол руку, просунула пальцы под его ладонь. Улыбнулась.
— Спасибо, — сказала она. — Правда, спасибо.
Дэвид пожал плечами:
— Я пока ничего не сделал. Ты даже не объяснила мне, чего хочешь.
— Нет, — согласилась она. И убрала руку со стола. — Не объяснила.
— Ну так? Объясни.
— Пока мне нужна всего лишь информация.
— Информация? Какого рода?
Люсия оперлась локтями о стол — там, где следовало стоять ее тарелке.
— Для начала расскажи мне то, что рассказал Филипу. А потом… Ладно. Потом видно будет.
Он показал мне пистолет.
Ну, не то, чтобы показал, но пистолет я видел. За неделю до выстрелов. Мы были в учительской, я сидел рядом с ним и увидел пистолет, когда он открыл кейс.
Собственно, я всего лишь предполагаю, что пистолет был тем самым. Если честно, вид у него был такой, точно из него и выстрелить-то невозможно, хотя, конечно, то, что о нем рассказывают, ерунда. Старинный пистолет. Музейный экспонат. Времен Бог знает какой войны. Ведь о нем все так говорят, верно?
В общем, я полагаю, что это тот самый и был. Он лежал в кейсе между какой-то папкой и стопкой бумаг, лежал, точно плоский термос, или коробка с завтраком, или еще что. Как что угодно, но только не пистолет.
Я говорю, шутливо так, Сэмюэл. Надеюсь, эта штука не то, чем она кажется. Он отвечает, прошу прощения? И я киваю. Вон та, говорю. В кейсе. Это же не то, что я думаю.
А, произносит Сэмюэл. Вы об этом?
Он поднимает крышку кейса, достает пистолет, держа его за рукоять. Кладет палец на спусковой крючок и какой-то миг дуло пистолета смотрит прямо в мой лоб.
Я снова усмехаюсь. Полицейский из меня получился бы так себе, верно? Кто-то целит мне в лоб из пистолета, а я только и могу, что нервно хихикать. Так или иначе, именно это я и делаю. И говорю, Сэмюэл, я предпочел бы… ну, то есть, не могли бы вы… И все хихикаю, мне даже предложение закончить не удается.
Сэмюэл опять произносит, а. Говорит, нет-нет-нет, не беспокойтесь. И поворачивает дуло так, что теперь оно направлено на крышку его кейса, на стоящую вертикально крышку, за которой сидит, прямо напротив нас, Теренс, Теренс Джонс, Ти-Джей для тех, кто его близко знает, — вот прямо на него Самуил пистолет и наставляет. Ти-Джей этого не видит, потому что читает газету, да и пистолет загорожен от него крышкой кейса. А палец Сэмюэла так на спусковом крючке и лежит, и я просто вижу — сейчас он на него нажмет. Выстрелит. Из пистолета. В Ти-Джея.
И что я делаю?
А ничего я не делаю. Только смотрю. Это все, на что я способен. Я уже говорил, попади я в ваши ряды, вы бы очень сильно обрадовались.
Однако выясняется, что пистолет попросту не стреляет. Сэмюэл нажимает на крючок, а крючок заело. Он не двигается. Сэмюэл смотрит на меня и не то, чтобы улыбается, но видно, все же, что он собой очень доволен. Вы любите кошек, инспектор? Я люблю. У меня их три. Так вот, Сэмюэл выглядит точь-в-точь как моя Ингрид, когда она слопает и свою порцию гусиных потрошков, и порции Хамфри и Богарта тоже.