В офисе собралась сегодня вся честная компания. Гарри, Уолтер, а рядом с ним — двое его оболтусов. Похоже, судебных слушаний сегодня не было. Не было ни подозреваемых, чтобы их допрашивать, ни преступлений, чтобы их раскрывать. Люсия поймала взгляд Гарри, быстро улыбнулась ему. Она пересекла офис и остановилась перед дверью Коула. Дверь была закрыта, Люсия стукнула в нее, подождала. Заправила за ухо выбившуюся прядь волос. Вздохнула.
— Войдите, — послышалось из-за двери.
Люсия снова взглянула на Гарри и, повернув дверную ручку вниз, вошла в кабинет.
— Люсия, — сказал Коул. Он уже полупривстал из-за стола, упираясь ладонями в столешницу. И улыбался. Этого Люсия не ожидала.
— Шеф, — произнесла она и закрыла за собой дверь.
— Входите. Садитесь. Кофе? Нет, кофе вы пить не станете. Слишком жарко. Воды?
— Спасибо, — ответила Люсия. — Мне ничего не нужно.
Она перешла кабинет и опустилась в указанное Коулом кресло. Он тоже сел. Продолжая улыбаться.
— Разговор у нас будет не формальный, — сообщил он. — Не официальный.
— Да. Я понимаю. Но прежде, чем вы что-либо скажете…
Коул поднял перед собой ладонь:
— Мне нужна кое-какая помощь, Люсия. Ваша помощь.
— Шеф…
— Прошу вас, Люсия. Дайте мне договорить.
Люсия умолкла. Коул откинулся на спинку кресла. Понес было ладонь к верхней губе, но, заметив устремленный на нее взгляд Люсии, не донес.
— Зубная паста, — сказал он. — Ничего она не помогает. Жжет, если хотите знать, адски.
Люсия чуть сдвинулась в кресле. Обшивка — пластиковая, жесткая, — кусала кожу с испода ее колен. А вся остальная ее кожа казалась Люсии липкой, изголодавшейся по воздуху.
— Извините, — сказала она. — Просто я где-то прочитала об этом. Не стоило мне о ней упоминать.
Коул отмахнулся от этих слов. Потом наклонился вперед, сцепил ладони и уперся локтями в стол.
— Мистер Тревис, — сказал он. — Директор школы. Он получил письмо.
Вообще говоря, Люсия не собиралась позволить этому разговору зайти так далеко. Однако теперь, когда это произошло, ей стало любопытно, до чего еще он может дойти.
— Да, — подтвердила она. — Я знаю.
— И, предположительно, вы знаете также, о чем говорится в этом письме?
Люсия не отвела взгляд. Просто кивнула.
Главный инспектор всматривался в нее, постукивая пальцами по столешнице. Судя по его слегка вздувшейся щеке, язык занимался чем-то застрявшим между зубами.
— И это создает проблему, — сказал главный инспектор. — Вы, разумеется, понимаете, не так ли, что это создает проблему?
— Я сказала бы, что это проблема мистера Тревиса, главный инспектор. Ведь не ваша же?
Коул склонил голову набок.
— Разумеется, — согласился он. — Разумеется, это проблема мистера Тревиса. Однако я надеюсь, что мы с вами сможем найти способ устранить ее.
— Понятно, — сказала Люсия. — Поэтому я и здесь. То есть, вы думаете, что я пришла к вам именно по этой причине.
Коул не ответил. Лишь улыбнулся снова, словно припомнив вдруг, что улыбка уже успела сойти с его лица. Он встал, подошел к кулеру.
— Вы уверены, что ничего не хотите?
Люсия не ответила, Коул налил себе стакан воды и вернулся к столу. Но не сел.
— Судебное разбирательство, — сказал он. — Гражданский иск. Может, вы объясните мне, Люсия, чего вы рассчитываете этим добиться?
— Вопрос не ко мне, главный инспектор. В конце концов, не я же обратилась в суд.
Коул усмехнулся. Усмехнулся и тем в первый раз выдал владевшее им раздражение.
— Мне казалось, что с притворством мы покончили, инспектор. А вам нет?
Люсия встала.
— Я не уверена, шеф, что мы сможем чего-то достичь, продолжая этот разговор. Если вы не возражаете…
— Сядьте, инспектор, — велел Коул.
Люсия осталась стоять.
— Пожалуйста, — сказал Коул. — Сядьте, Люсия.
Люсия села. Скрестила на груди руки.
— Насколько я понимаю, у Сэмсонов имеются поводы для недовольства. И они, как мне представляется, пытаются выместить его единственным доступным для них способом.
— Нет, — возразила Люсия. — Это не…
Коул не дал ей договорить.
— Они вымещают его на школе, на директоре школы. Помолчите, Люсия. Просто минуточку помолчите. — Он опять улыбнулся. Правда, до глаз его улыбке добраться не удалось. — Это вполне понятно. Разумеется. Они же потеряли сына. Эллиота, верно? Его ведь так звали, я прав? Они потеряли сына, а наказания за это никто не понес. Как же им было не рассердиться?