- Линден? – шепчет Сесилия.
Она стоит в дверном проеме, ее пальцы побелели от того как сильно она держится за раму. Она вся белая: ее лицо, скривившиеся губы, ночная рубашка задрана до бедер, будто она хочет показать нам свое тело. Но что - то красное сползает с ее бедер. Оно скапливается у ее ног и тянется шлейфом из коридора. Линден подбегает к ней. Он подхватывает ее под колени и плечи. Она так сильно кричит, что ему приходится опереться о стену, чтобы не упасть. Она плачет, пока он несет ее вниз по лестнице. Я бегу за ними вниз в прихожую, оставляя следы в красных лужах, и думаю о том, какая она маленькая и сколько крови потеряла, и как она до сих пор держится и сколько еще ей осталось. Кровь бежит по рукам Линдена, оставляя следы, будто вены на его коже. Он завет меня и я понимаю, что он хочет. Я бегу вперед и открываю дверь. Снаружи ночь теплая с россыпью звезд. Трава вздыхает от негодования, потому что мы мнем ее своими босыми ногами. Стрекочут сверчки, создавая свою музыку, которая до этого момента была прекрасна, та, что звучала в комнате, полной книг. На заднем сидении автомобиля, где сильно пахнет сигарами и кожей, я кладу голову Сесилии на колени, пока Линден бежит искать своего дядю, что бы он нас отвез.
- Я потеряла ребенка – задыхается Сесилия.
- Нет – говорю я – Нет, ты не потеряла.
Она закрывает глаза и плачет.
- В больнице знают, что делать – говорю я ей, хотя не до конца в это верю. Я только пытаюсь успокоить ее, и возможно себя. Я беру ее руку и вкладываю в свои ладони. Она липкая и ледяная. Я не могу сравнить эту бледную дрожащую девочку с той, что стояла у зеркала час назад, трогая свой живот. К счастью Линден быстро возвращается. Путь в больницу нелегкий, благодаря неосторожному вождению Рида и отсутствию асфальтированной дороги. Линден держит Боуэна, глаза у него большие и любопытные, он успокаивает его даже тогда, когда он не кричит. Мне всегда казалось, что Боуэн обладает интуицией. Он может оказаться единственным ребенком Линдена. Я чувствую нежное касание вокруг своего пальца, и смотрю вниз, Сесилия касается места, где раньше было мое обручальное кольцо. Но она не спрашивает об этом, невеста, которая считала своей миссией знать все и обо всех. Во время поездки, она была до жути молчалива.
- Открой глаза – говорит ей Линден, когда она их закрывает. – Любимая? Сесилия? Смотри на меня.
Она делает это с усилием.
- Скажи мне, где болит? – спрашивает он.
- Это похоже на схватки – говорит она, съеживаясь, когда мы попадаем в выбоину.
- Еще минуту и мы приедем – говорит Линден – Просто держи глаза открытыми.
Мягкости в его голосе больше нет, и я знаю, что он пытается контролировать ситуацию, но он выглядит таким напуганным.
Сесилия угасает. Ее дыхание медленное и затрудненное. Глаза потускнели.
- Придет мягкий дождь… - говорю я в панике. Она смотрит на меня, и мы говорим в унисон:
– И запах земли и ласточки кружат, напевая свою песню…
- Что это? – спрашивает Линден – Что ты говоришь?
- Это стихотворение – говорю я ему – Дженне нравилось, да, Сесилия?
- Из-за концовки – голос Сесилии звучит так, будто находится за миллионы миль отсюда – Ей просто нравилось, как оно заканчивается.
- Мне хотелось бы послушать его целиком – просит Линден.
Но мы уже приехали в больницу. Она – единственный реальный источник света за много миль. Большинство фонарей – те, что еще стоят, во всяком случае – уже давным-давно, перегорели. Сесилия снова закрывает глаза, Линден передает ребенка мне и берет ее на руки. Она что-то говорит, что я не могу разобрать – мне кажется это продолжение стихотворения – и ее мышцы расслабляются. Проходит несколько минут, прежде чем я понимаю, что она больше не дышит. Я жду, что она вздохнет, но этого не происходит. Я никогда не слышала, чтобы Линден так кричал, когда он зовет ее по имени. Рид бежит мимо нас, а когда возвращается, у него за спиной целый флот медсестер, старого и нового поколения. Они забирают Сесилию у Линдена из рук, оставляя его одного в состоянии шока. Он идет вслед за ними. Я не могу помочь, но думаю, что это внимание из-за статуса, как невестки Вона. Рид должно быть, ясно дал это понять. Боуэн начинает плакать, и я пересаживаю его себе на бедра, когда смотрю на тело Сесилии через стеклянные двери. Под больничным светом ее кожа серая. И как не странно я вижу ее обручальное кольцо, будто через увеличительное стекло: с длинными зазубренными лепестками, врезавшимися в ее кожу. Они ловят каждую лампочку, ослепляя меня. Она едет на каталке, которая заворачивает за угол, больше я ее не вижу. Она мертва. Мы больше никогда ее не увидим. Эта мысль бьет меня под колени, меня всю трясет.
Глава 7
Я сижу на полу в холле больницы, жду. Это самое худшее, ожидание. Боуэн затих, прижавшись ухом к моему сердцу. У меня разболелась рука от того, что я его поддерживаю. Но я не думаю об этом. Я вообще ни о чем не могу думать. Голоса и тела снуют туда-сюда. Коридоры переполнены. Стулья, стоящие вдоль стен, полны кашля, сна и раненых. Это - один из нескольких научно исследовательских госпиталей в государстве; мой тесть часто хвастается об этом. Они берут раненных, истощенных или беременных или тех, кто умирает от вируса – в зависимости от того какие случаи являются достаточно интересными. И в зависимости от того кто готов отдать свою кровь и ткань на опыты без права на компенсацию. Молодая медсестра стоит с планшетом, пытаясь решить, кто больше всего нуждается в помощи. Сесилию быстро увезли по стерильному коридору, но это произошло, потому что ее тесть владеет этим местом. Они знают, что Линден здесь: в последний раз я видела его, как кто-то его утешал, когда он пытался бежать за своей женой. Боуэну здесь не место. У него превосходные гены, обещающие ему жизнь, свободную от серьезных болезней, конечно, он не полностью застрахован от микробов, которые наверняка вьются вокруг нас. Он может простудиться. Кто-то должен думать о его здоровье, что-то уже осело на его пухленькое тельце. Я поднимаю голову и ищу Рида. В конце концов я вижу его выходящего из того же коридора куда увезли мою сестру по мужу. Линден идет впереди него, опустив голову вниз, с лицом белым как мел. Я поднимаюсь, чтобы их встретить и вдруг понимаю, что у меня дрожат колени. Я не хочу слышать то, что они мне скажут. Я не хочу возвращать Боуэна его отцу. Мне хочется взять его и бежать отсюда. Руки Линдена вымыты от крови. Лицо его влажно. Подол его рубашки измят и когда он начинает сжимать его в кулаке, я понимаю почему.
- Они не могли прощупать пульс – говорит он и сильно сдавливает себе глаза пальцами – Я хотел быть с ней, но они не пустили меня.
Я думаю лишь о том, что Сесилия должна была прожить дольше нас всех. Но когда я открываю рот, говорю:
- Боуэн не должен быть здесь.
Рид понимает. Рид всегда понимал меня. Он забирает ребенка очень осторожно и даже улыбается ему.
- С ней все было в порядке, когда я поцеловал ее на ночь – говорит Линден.
Я должна хоть что-нибудь сказать, чтобы его утешить. Это всегда было моей ролью в этом браке, утешать его. Но мы уже не женаты, и я не знаю, как быть.
- Я не хочу, чтобы ее препарировали – говорю я. Я знаю, что не должна была этого говорить, но я не могу удержаться. Если Сесилия умерла, тогда все правила отменяются. – Я не хочу, чтобы твой отец забрал ее тело. Я не … - моя губа дрожит.
- Он не получит ее – убеждает меня Рид.
Линден плачет в ладони.
- Это моя вина – говорит он. Его голос странный. – Мы не должны были пробовать зачать нового ребенка так скоро. Но мой отец уверял меня, что все будет хорошо. Но я должен был видеть, что для нее это слишком тяжело. Она была такая… - его голос прерывается и следующее слово выходит с хрипом – Хрупкая.
В более других обстоятельствах меня бы смутил разговор об интимной жизни Линдена и Сесилии, но эти чувства далеки от меня сейчас за много миль.