К счастью, лишь немногие военные разделяли дико воинственную позицию Гречко. В 1970 году мне привелось беседовать с одним из его ближайших коллег — Николаем Огарковым, умным, высокообразованным и самостоятельно мыслящим офицером. Он как раз получил тогда звание маршала, а в дальнейшем его назначили первым заместителем министра обороны и начальником Генерального штаба. Огарков придерживался более реалистичной точки зрения на перспективу военного столкновения с Китаем. Он считал, что Советский Союз не может "поставить перед китайцами ядерный заслон”, так как это неизбежно означало бы мировую войну. Можно было бы, конечно, испытать другой вариант: использовать ограниченное количество атомных бомб в порядке "хирургической операции”, ставящей целью пугнуть китайцев и уничтожить их ядерный потенциал. Но, добавлял Огарков, это также слишком рискованно. Парочкой бомб не выведешь из строя такого противника, как Китай; китайцев так много и ими накоплен такой солидный опыт партизанской войны, что нас в любом случае ожидает борьба не на жизнь, а на смерть. Советский Союз втянется в нескончаемую войну, и результат ее будет примерно таким, какой уже испытала на себе Америка, воюя во Вьетнаме, а может быть, и похуже.[8]
Расхождения по вопросу, подвергнуть ли Китай атомной бомбардировке, поставили Политбюро в тупик. Несколько месяцев советские руководители не могли прийти ни к какому решению. Гречко, отстаивая свою воинственную позицию, исходил из убеждения, что США, в то время относившиеся к Китаю с неприкрытой враждебностью, не станут активно выступать против советской "карательной акции” и вынуждены будут "молча проглотить” ее. Было решено, используя различные каналы, прощупать настроения американского руководства. Министерство иностранных дел, КГБ и военная разведка предприняли зондаж, выясняя возможную реакцию США на советский ядерный удар по Китаю. Советское посольство в Вашингтоне получило распоряжение по возможности тоже позондировать почву в среде американской администрации и политических деятелей среднего ранга.
В докладе, полученном от посла Добрынина, честно указывалось, что США "не отнесутся пассивно к такой атаке на Китай”. Доклад содержал вполне определенный вывод: атомный удар по Китаю чреват риском серьезной советско-американской конфронтации.
В общем, Москва махнула рукой на этот план. Главной причиной, почему Политбюро отказалось одобрить нападение на Китай, было, несомненно, опасение энергичной реакции со стороны Соединенных Штатов. Такую позицию США можно было посчитать одним из первых признаков, свидетельствующих, что американцы, возможно, собираются добиваться улучшения отношений с Китаем. Осознание такой вероятности охладило страсти, разгоревшиеся было в Политбюро, и способствовало решению Брежнева остаться на некой промежуточной позиции: не атаковать Китай, а продемонстрировать ему советскую мощь иным путем — разместить вдоль всей границы крупные войсковые контингенты, оснащенные ядерным оружием. Одновременно кремлевское руководство начало предпринимать попытки урегулировать территориальные и прочие проблемы путем дипломатических переговоров с Пекином.
Однако отношения между обеими странами продолжали оставаться очень напряженными, поскольку идеологическая борьба продолжалась и взаимная неприязнь не угасала. Одним словом, обстановка оставалась взрывоопасной. Мрачную атмосферу, сгустившуюся вокруг советско-китайского конфликта, не могли разрядить даже обычные для москвичей шутки и анекдоты. Вот один из них.
Брежнев вызывает Никсона по "горячей линии” и говорит:
— Я слышал, у вас появился новый сверхкомпьютер, предсказывающий будущее вплоть до 2000 года…
— Да, — гордо отвечает Никсон, — есть у нас такой компьютер.
— Нельзя ли мне в таком случае узнать, кто будет входить в наше Политбюро в 2000-м году?
Никсон медлит с ответом.
— Ага! — торжествует Брежнев. — Выходит, и ваш компьютер тоже не на все вопросы может ответить!
— Да нет, — говорит Никсон, — он выдал ответ. Просто я не могу прочесть эти фамилии. Они все сплошь китайские!
8
Было бы неверно считать эту реалистичную позицию Огаркова по данному вопросу свидетельством его принадлежности к "голубям", якобы имеющимся в Кремле. Его преданность идее советского военного превосходства несомненна и беспредельна. Он убежден в необходимости делать все, что только возможно, для еще большего наращивания советской мощи. Более того, его внезапное смещение с поста начальника Генерального штаба (в сентябре 1984 г., с заменой маршалом Ахромеевым) приписывают тому обстоятельству, что Огарков слишком энергично настаивал на увеличении военного бюджета, и Политбюро сочло его требования чрезмерными. (Примеч. автора.)