Отстранение в 1977 году Николая Подгорного, игравшего формальную роль главы государства (эту роль хотел играть сам Брежнев), отражает медлительность, характерную для действий советских правителей. Непопулярность Подгорного в партии выяснилась еще в 1971 году: при голосовании за список официального руководства, предложенный XXIV съезду партии, из приблизительно 14000 голосовавших против кандидатуры Подгорного высказалось почти 270 — по советским понятиям, весьма значительный процент.
Но так или иначе, руководящие деятели увольняются в отставку в индивидуальном порядке и без скандала. В условиях коллективного руководства утрата одного или нескольких членов руководящего органа не отражается на функционировании органа как такового. Стремясь избежать осложнений в собственной среде, высшие советские руководители прилагают максимум усилий, чтобы исключить из любого критичного материала все спорные моменты еще до того, как этот материал поступит на обсуждение или апробацию Политбюро.
Тем не менее часто случается, что заседание Политбюро заканчивается, оставив ряд пунктов повестки дня вообще незатронутыми. Эти вопросы (а также срочные проблемы, возникающие в промежутке между еженедельными заседаниями и требующие немедленного рассмотрения) решаются "опросным порядком”: запрашивается мнение по ним каждого из членов Политбюро, пребывающих в Москве; все остальные, как правило, игнорируются. Делается это так: курьеры ЦК привозят бумаги к членам Политбюро и ждут, пока те ознакомятся с документами и письменно выразят на полях свое одобрение или свои соображения. Поскольку большинство членов Политбюро постоянно находится в Москве, такой порядок обеспечивает соблюдение принципа "коллективной ответственности”. Члены Политбюро, пребывающие на периферии, ставятся в известность о последовавших решениях задним числом.
Иногда на заседаниях Политбюро разворачивается затяжное обсуждение проблем принципиального характера. В бытность мою советником Громыко в результате таких дискуссий был принят ряд решений, по сей день остающихся сугубо секретными. Так, в августе 1970 года, когда в Москве находился Вилли Брандт, прибывший сюда в связи с подписанием советско-западногерманского договора, Политбюро после длительных дебатов пришло к решению, что переговоры о воссоединении Германии могут иметь место лишь в том случае, если Западная Германия выйдет из НАТО и сделается "социалистическим государством” в советском понимании.
В ряде важных внешнеполитических акций явственно прослеживается типичное для кремлевского руководства двуличие. Так, например, вскоре после того как шведский премьер-министр Улоф Пальме посетил Москву (1970) и получил здесь заверения, что Советский Союз намерен расширять дружественное сотрудничество с его страной, Политбюро одобрило план засылки в территориальные воды Швеции и Норвегии подводных лодок для обследования прибрежных районов обоих государств. Весной 1972 года на заседании Политбюро было решено подписать конвенцию о ликвидации биологического оружия. Но генерал Алексей Грызлов говорил мне, что министр обороны Гречко дал военным указание не свертывать программу дальнейшего производства такого оружия. Невозможно допустить, чтобы это распоряжение было отдано без ведома Политбюро.
Люди, не имеющие представления о работе Политбюро — как на Западе, так и в Советском Союзе, — нередко воображают себе этот орган как средоточие постоянных интриг и время от времени вспыхивающих бурных конфликтов; мне же работа Политбюро показалась, пожалуй, безмятежной. Конечно, плетутся здесь интриги, но они скорее всего связаны с притязаниями того или иного члена Политбюро на более значительное личное влияние и не затрагивают ни основной политической линии, ни целей государственной политики. Разумеется, поскольку внутри Политбюро идет известная борьба авторитетов, эти соперничающие между собой деятели занимают по отдельным вопросам такую позицию, чтобы заручиться поддержкой возможно большего числа сторонников. Однако когда эта цель оказывается достигнутой и желательное перераспределение сил установлено, упомянутые позиции с такой же легкостью забываются, и все продолжает идти своим чередом.