В советской структуре власти Министерству иностранных дел принадлежит особое место. На Западе полагают, что МИД отчитывается перед отделами ЦК и перед Советом министров.
Это неверно. По многим вопросам Министерство иностранных дел, в отличие от других министерств, подотчетно непосредственно Политбюро и больше никому. Правда, роль министерства в формировании и проведении внешней политики в разные периоды не была одинаково значимой. С 1939 по 1949 год и затем с 1953 по 1956-й, когда министром был Молотов, прерогативы МИДа были более обширными, чем при Вышинском (в последние годы жизни Сталина) или при Шепилове. Что касается периода правления Хрущева, то хотя он ценил опыт Громыко и компетентность подобранного им персонала, тем не менее он нередко игнорировал или обходил дипломатов и уполномочивал проводить некоторые внешнеполитические акции лиц из своего непосредственного окружения. Случалось, Хрущев хвастал, что он "сам себе министр иностранных дел”. Но при Брежневе роль МИДа вновь существенно возросла.
Предложения МИДа по вопросам внешней политики подаются в Политбюро в виде "записок” — меморандумов, адресованных ЦК (фактически — тому же Политбюро). Инициатива этих предложений обычно принадлежит самому министерству, за исключением тех редких случаев, когда они готовятся по поручению Политбюро. Часть их представляется на рассмотрение Политбюро после предварительных консультаций с другими министерствами, — в тех случаях, когда пределы компетенции или интересов различных министерств "взаимно перекрываются”.
За все время работы с Громыко я не могу припомнить ни одного случая, когда Политбюро отказалось бы принять то или иное предложение Министерства иностранных дел.
МИД получает и контролирует всю корреспонденцию и вообще все виды связи между советскими посольствами за границей и Москвой, поступающие через шифровальную службу. Даже ЦК не располагает шифровальной службой для связи с зарубежными компартиями и пользуется в этих целях каналами МИДа или КГБ. Министерство само решает, кого следует ознакомить с шифротелеграммами, поступающими из тех или иных посольств. Более того, бывает, что важная информация доводится не до каждого члена Политбюро, и даже не до всех тех, кто живет в Москве. К примеру, в курсе ряда сообщений посла Добрынина из Вашингтона были только Брежнев и Громыко.
В конечном счете сам Громыко решает, рассылать ли то или иное сообщение из-за границы "по списку”, то есть довести до сведения всех членов Политбюро и секретарей ЦК, или же оставить его только для сведения генсека. Кроме того, масса поступающих сообщений вообще предназначается только "для внутреннего использования” и не выходит за пределы Министерства иностранных дел.
Таким образом, МИД в основном ориентируется сам, какие вопросы должны быть доложены Политбюро "для его сведения”; поэтому данное министерство и оказывает существенное влияние на процесс принятия решений на высшем уровне. Мало того, оно уполномочено самостоятельно направлять деятельность послов — инструкции, рассылаемые зарубежным посольствам, не требуют утверждения на Политбюро. Требуется лишь, чтобы они не отклонялись от основного направления советской внешней политики.
Министерство подготавливает проекты многих правительственных и ТАССовских сообщений и множества принципиально важных заявлений, которые делаются по вопросам внешней политики отдельными руководителями высокого ранга. Конечно же, эти проекты в каждом случае должны быть окончательно одобрены Политбюро.
В начале 70-х годов Брежневу запала в голову идея сделать Громыко секретарем ЦК, ответственным за координацию внешней политики. Но Громыко отклонил такое назначение, понимая, что оно превратит его в генерала без армии; МИД представляет важное орудие государственной власти, которое он предпочел сохранить за собой. Назначение Громыко первым заместителем председателя Совета министров после смерти Брежнева почти не расширило его полномочий: ведь принципиальные решения по вопросам внешней и внутренней политики принимаются не Советом министров, а Политбюро.