В общем, существовало серьезное желание достичь соглашения по СОЛТ. Советское руководство страстно жаждало равенства с Соединенными Штатами. Озабоченность Политбюро непредсказуемым исходом гонки вооружений, в которой каждая сторона надеялась добиться стратегического преимущества, усугублялась также печальной необходимостью изымать из народного хозяйства все больше средств на реализацию военной программы. Советские экономисты настойчиво предупреждали, что если военные расходы будут продолжать расти в том же темпе, это начнет серьезно угрожать производству товаров народного потребления и сельскохозяйственной продукции. Вдобавок несомненное превосходство США в жизненно важной области компьютерной технологии увеличивало советские опасения, что гонку вооружений могут выиграть американцы.
Брежнев понимал, что даже если соглашение не состоится, сам факт вступления в переговоры по СОЛТ принесет Советскому Союзу моральные выгоды. Эти переговоры могут способствовать тому, что американский Конгресс урежет ассигнования на некоторые из военных программ. Можно использовать их и в целях советско-американского сближения в ущерб Китаю, и для того, чтобы попытаться сеять раздоры в НАТО. В основном по этой причине Советы предпочли на этот раз строго конфиденциальные переговоры, не ставя о них в известность Объединенные Нации. Это было необычное явление в советской практике: до сих пор мы предпочитали всячески рекламировать ведущиеся нами переговоры о разоружении. СОЛТ рождался в муках. Особенно болезненно воспринимали его военные. После десятилетий абсолютной секретности, окружавшей наращивание советских вооружений, представлялось несуразным раскрывать противнику даже хотя бы одни названия наших систем оружия. Забавно, что Советы так и не смогли заставить себя пойти на "рассекречивание” этих названий и решили пользоваться условными обозначениями наших боевых средств, имеющими хождение в НАТО. Министр обороны Гречко за все время переговоров по СОЛТ так и не оправился от шока. Его неизлечимое недоверие к переговорам и яростное неприятие самой их идеи, столь хорошо известные всем нам, их участникам, оказали негативное воздействие даже на более реалистично мыслящих и толковых генералов и политических деятелей. Гречко вновь и вновь, иногда вовсе не к месту, пускался в резонерские рассуждения об агрессивной природе империализма, которая, как он уверял нас, не изменилась. Единственной гарантией от возникновения новой мировой войны остается непрерывное наращивание советской боевой мощи.
Гречко, которого многие в Москве считали туповатым, не только пользовался поддержкой военных старого закала, но к тому же был обязан своей карьерой в значительной мере тому обстоятельству, что в годы второй мировой войны они с Брежневым были приятелями. Их дружеские отношения продолжали оставаться достаточно прочными, и Гречко использовал право свободного доступа к партийному вождю, чтобы постоянно убеждать его продолжать наращивание военной мощи СССР. Подчинившись приказам сверху, Гречко, неохотно примирился с открытием переговоров по СОЛТ, но почти немедленно развернул нечто вроде партизанской кампании, которая дала ему возможность затормозить процесс переговоров. Он установил строгий контроль за своими подчиненными, сдерживая их сотрудничество с МИДом. Если поначалу Николай Огарков и его коллеги имели возможность высказываться относительно свободно, теперь Гречко требовал, чтобы их выступления не выходили за пределы заранее составленных текстов, которые должны были заблаговременно представляться на утверждение министру обороны.
Этот нелепый приказ существенно затруднил переговоры по проблемам, связанным с СОЛТ. Отношения между Гречко и Громыко никогда не были теплыми, но теперь они ухудшились до такой степени, что некоторое время оба министра вовсе избегали непосредственного общения. Эта "игра в молчанку” распространилась и на ряд сотрудников обоих министерств. Более того, позиция Гречко до некоторой степени противоречила взглядам его же собственных ближайших помощников. Огарков, к примеру, как-то сказал: "У нас некоторые все еще мыслят устарелыми категориями. Они продолжают долбить уроки первой и второй мировой войн и не всегда понимают современные военные проблемы”. Огарков не упомянул ни одной конкретной фамилии, но было понятно, что он имеет в виду, в частности, Гречко.
Как раз в период СОЛТ очень возросла роль Добрынина, осуществлявшего прямой контакт с Белым домом, поскольку Брежнев и Громыко, равно как и Никсон с Киссинджером, не доверяли способности советского бюрократического аппарата эффективно содействовать переговорам и успешно довести дело до подписания соглашения. В начале переговоров Громыко активно пытался подключить к ним военных. Он хотел быть уверен, что ему и его министерству не придется биться в одиночку как единственным сторонникам контроля вооружений. Он надеялся приучить командование советских вооруженных сил мыслить категориями ограничения вооружений, вместо того чтобы добиваться их наращивания.