Переговоры на 101-м километре смогли состояться благодаря посредничеству американцев. Это стало решающим фактором в достижении соглашения о прекращении огня, разъединении египетских и израильских вооруженных сил и других дипломатических шагов, направленных на урегулирование конфликта. Советское влияние в Египте и на Ближнем Востоке в целом упало, большей частью по вине самого Советского Союза.
СССР не мог взять на себя роль посредника, — во-первых, он оказывал политическую поддержку крайним требованиям арабов, во-вторых, был непоследователен в вопросах военной помощи Египту и другим арабским странам. А поскольку СССР, порвав отношения с Израилем во время Шестидневной войны 1967 года, отказывался иметь дело с этим государством, США смогли отстранить СССР от всех попыток (пусть даже безуспешных) сгладить разногласия между евреями и арабами. Таким образом, США остались единственной сверхдержавой, которая могла вести переговоры с обеими сторонами и к которой обе стороны прислушивались.
Громыко обсуждал со мной создавшееся положение неоднократно. В 1967 году, по его мнению, пересматривать позицию СССР по отношению к Израилю было еще слишком рано. В 1970 и 1971 годах мне наконец удалось вынудить его согласиться, что "возможно, было ошибкой разорвать отношения с Израилем или, по крайней мере, не восстановить их, когда страсти несколько охладились”. Если бы Громыко обладал свободой выбора во внешней политике, то, следуя своим взглядам, он постарался бы восстановить связи с Израилем. Как профессиональный дипломат, он считал неэффективным бойкотировать одну из сторон в конфликте. К тому же, хотя он и не симпатизировал Израилю, он не доверял и арабам.
Но у Громыко не было свободы выбора. Я понимал это, видя уклончивость, с которой он встречал каждое мое предложение сделать новый ход на Ближнем Востоке. Это лишь один из примеров того, как он отказывался действовать, согласно своим представлениям, если знал, что его мнение противоречит позиции большинства в Политбюро.
Единственное, что он мог, это дать задание подчиненным поддерживать неофициальные контакты с Израилем. В этой роли — к отвращению Малика и под аккомпанемент постоянных его возвражений — довелось (в числе нескольких других советских дипломатов) выступать и мне. Израильские дипломаты скоро поняли, что я готов их выслушать и передать их точку зрения в Москву. Однако моя роль своеобразного курьера оказалась непродуктивной, более того — неблагодарной, поскольку Москва не стремилась к изменению своей политики по отношению к Израилю. Нередко из-за этого я попадал в неловкое положение.
Так однажды Иосиф Текоа — в то время постоянный представитель Израиля в ООН, попросил меня отправить в Министерство иностранных дел СССР длинный список евреев, желающих эмигрировать в Израиль и ждущих разрешения на выезд. Я попытался отвертеться, ссылаясь на то, что МИД не занимается вопросами эмиграции. Конечно, я умолчал о том, что эти вопросы находятся главным образом в компетенции КГБ, подчиняющегося Политбюро. Не упомянул я также и о том, что уже имел неприятности в связи с письмом, в котором обвинялся в оказании помощи желавшей эмигрировать советской еврейке и даже якобы получил определенную мзду за услуги. Но Текоа настаивал, он утверждал, что власти в СССР должны рассмотреть список и исправить несправедливость, в результате которой ни в чем неповинным людям отказывают в праве на эмиграцию. Благоприятное решение судьбы этих людей могло бы приглушить критику эмиграционной политики СССР, а также критику политики СССР в вопросах прав человека.
В конце концов, я взялся передать письмо, но предупредил Текоа, чтобы он не ждал ответа — ни через меня, ни через кого-либо другого. Как я и предполагал, ответа действительно не последовало.
На протяжении многих лет мне доводилось обсуждать политику СССР в отношении еврейской эмиграции с хорошо осведомленными лицами. И хотя это были лица, занимавшие посты на самых верхах, я понял, что предсказать зигзаги эмиграционной политики или же повлиять на нее было трудно. Мнение МИДа по этому вопросу никто не спрашивал, хотя вопрос этот был тесно переплетен с целым комплексом проблем советско-американских отношений.