Мысль скептиков заключалась в том, что СССР посредством двусторонних соглашений с Западной Германией, а также соглашений ФРГ и ГДР, ФРГ и Польши уже достиг своих основных послевоенных целей. Раздел Германии был признан Западом. Соглашения между Москвой и Бонном, Москвой и Римом, Москвой и Парижем заложили фундамент для развития торговли, культурного и научного обмена и дальнейшей нормализации отношений между СССР и странами Западной Европы. Международное многостороннее совещание уже достигло базиса для детанта. Дальнейшая работа в этом направлении могла оказаться связана с риском побочных нежелательных эффектов.
Но противники скептиков говорили, что ввиду ухудшающихся отношений с Китаем, необходим надежный противовес в Европе. Таким образом, основой переговоров о безопасности в Европе становилось отсутствие таковой в отношениях между Москвой и Пекином.
Хотя основным фокусом советской политики детанта оставалось укрепление разнообразных связей с США, Москва хотела продемонстрировать полную нормализацию отношений СССР со странами Западной Европы. Успехи, достигнутые на переговорах с Францией в 1966 году и с ФРГ в 1970 году, имели очень большое значение. Благодаря заключенным договорам Кремль вступил в деловые отношения с западноевропейскими странами, и это дало ему надежду вбить клин между странами Западной Европы и США, используя их реальные разногласия по ряду вопросов.
Такая тактика продолжалась и после того, как отношения между СССР и США улучшились, и даже в разгар детанта в 1972–1973 годах. В отношениях с Америкой СССР придерживался одной линии, в отношениях с партнерами США по НАТО — другой. Медленный ход переговоров СОЛТ, продолжавшееся стремление со стороны США удерживать СССР в стороне от дипломатических усилий на Ближнем Востоке, ограничения и неопределенность в торговых взаимоотношениях между СССР и США — все это побуждало Москву держать европейскую карту за пазухой. Но пока на Конференции по безопасности и сотрудничеству в Европе велись длительные переговоры, произошли два события, которые способствовали уменьшению напряженности в МИДе и ЦК.
Во-первых, на XXIV съезде КПСС в 1971 году была провозглашена широкая мирная программа, объявлявшая целью коммунистических партий созыв Конференции всех европейских стран. Естественно, что после того, как об этом было громогласно заявлено, назад пути не было.
Во-вторых, Брежнев решил, что основной движущей силой кампании по европейской безопасности является лично он.
Имея склонность к грандиозным жестам, он все более связывал свою репутацию миротворца с успехом Конференции и положительным результатом перегоров. Такая персонификация внешней политики заставила прикусить язык критиков на более низком уровне. Теперь сомневаться в необходимости и плодотворности Конференции, означало ставить под вопрос мудрость вождя.
По иронии судьбы, главный представитель СССР на переговорах в Хельсинки пострадал именно из-за своей преданности политике Брежнева. Ответственность за исход переговоров (еще тогда, когда встречи, приведшие к Конференции не носили официального характера) была возложена на Анатолия Ковалева — протеже Громыко. Он знал мнение некоторых своих коллег, настроенных по отношению к Конференции скептически, но не придавал этому значения, строго следуя инструкциям, приходившим из Москвы, и проводил брежневскую линию на консультативных совещаниях в Женеве в 1973–1975 годах. Ковалев делал быструю, блистательную карьеру и вправе был ожидать вознаграждения на ХХУ съезде КПСС, рассчитывая на избрание в члены ЦК. Однако вместо этого, на съезде подверглась осуждению политика, проведению в жизнь которой Ковалев отдал все свои силы и способности. Ковалев не снес удара и попал в больницу с инфарктом миокарда. Кстати, инфаркт миокарда такое же типичное заболевание для советских чиновников, скатившихся со служебной лестницы, как язва желудка для их американских товарищей по несчастью.
Пока Ковалев находился на излечении в больнице, европейская политика, проводником которой он был, претерпела коренные изменения.
Согласившись участвовать в переговорах в Хельсинки и ожидая от них благоприятных для себя результатов, СССР оказался не в состоянии предпринять необходимые маневры, чтобы блокировать включение западными делегатами в повестку дня Конференции таких аспектов проблемы безопасности и сотрудничества в Европе, которые для СССР были необычны, непривычны и неприемлемы. Французские, британские и западногерманские дипломаты постепенно вынудили СССР принять терминологию, которая, обрети она жизнь, сняла бы преграды, мешающие передвижению людей с Востока на Запад, а потоку информации — с Запада на Восток. Делегаты стран НАТО и нейтральных государств заставили советскую делегацию принять принцип, суть которого состояла в том, что уважение прав человека и основных свобод со стороны государства столь же важно для доверия к его мирным намерениям, как и уважение суверенных прав другого государства и неприкосновенности границ.