В довершение, 1976 год был годом президентских выборов в США, это еще прибавило отваги советскому вмешательству в Африке. Преобладающее большинство специалистов в МИДе поддерживало мысль о том, что Америка занята более своими внутренними делами, чем делами в Африке. "Янки опять надели на себя наручники почти на год. Им теперь не до нас”, — заявляли с сознанием собственного превосходства многие высокопоставленные советские чиновники.
Мое собственное мнение о советской политике в Африке я держал при себе. Работники Африканского отдела МИДа были самыми большими конформистами, дипломатами, лишенными воображения. Лишь с одним Кузнецовым можно было в некоторой степени быть откровенным.
Беседуя с ним, я без обиняков рассказал ему, что наши дипломаты в Африке часто страдают от совершенно неналажен-ного быта. Их снабжение из Москвы поставлено плохо, и семьи советских сотрудников, работающих в Африке, подчас не имеют самых необходимых вещей. Их родные, например, вынуждены посылать им сухое молоко и прочие продукты из Москвы. В Министерстве иностранных дел знали, что такое положение не исключение. В результате мало кто хотел получить туда назначение. В разговорах можно было услышать опасения по поводу посылки на работу в Африку, и отделу кадров, естественно, трудно было найти квалифицированных специалистов для работы там.
С Кузнецовым мы обсуждали и лидеров африканских государств. Об Агостиньо Нею он заметил с жестокой откровенностью:
— Он нам нужен лишь на время. Мы знаем, что он болен. Несколько раз Нею приезжал сюда лечиться. Да и психически он не очень надежен. Правда, он полностью у нас в подчинении, а это то, что сейчас требуется. Что же касается будущего, поживем — увидим.
Слова Кузнецова разожгли мое любопытство. Я решил узнать поподробнее о делах в Анголе и поговорил с другими работниками министерства. От них я узнал, что Москва, хоть и славила Нею как "героя национально-освободительной борьбы ангольского народа”, никогда не доверяла ему.
Вторя словам Кузнецова, один специалист по Африке сказал мне, что Москве нужен был только авторитет Нею, как лидера МПЛА. Москва считала, что в МПЛА были люди более ценные, чем Нею, например Ико Карейра. Но без Нею было бы трудно привлечь Организацию африканского единства на сторону МПЛА.
— До того, как Ангола получила независимость, Нею несколько раз пытались убить, — сказал он.
— Кто же это? — поинтересовался я.
— Его же люди из МПЛА.
— Это были люди, преданные нам? — допытывался я.
— Скорей всего, — ответил мой собеседник. — Наверняка утверждать трудно, но ты же знаешь… Такие дела держат под замком.
Я вновь почувствовал отвращение, поняв, что в Анголе действует гангстерская рука Москвы. С Кузнецовым я об этом, естественно, не говорил. Мы занимались моим конкретным заданием.
Дело заключалось в том, что СССР испытывал некоторое беспокойство в связи с территориальными раздорами между африканскими странами. Эти раздоры вполне могли смешать советские планы на африканском континенте. Особенно тревожными были территориальные споры между Эфиопией и Сомали из-за Огадена, а также между Марокко и Алжиром в Западной Сахаре.
СССР имел особые интересы в Огадене, но будучи в хороших отношениях и с Эфиопией, и с Сомали, он вовсе не желал ставить под угрозу свое прочное положение на Африканском мысе из-за необходимости принять ту или иную сторону. На севере же континента положение было иное. Советский Союз не очень доверял Алжиру и всячески стремился привлечь на свою сторону Марокко. В основе конфликта была поддержка Алжиром Фронта Полиссарио, стремившегося захватить власть в бывшей Испанской Сахаре, на которую претендовало Марокко.
В обоих случаях главными были политические расчеты, а идеология отступала на второй план. Революционный режим, свергнувший эфиопского императора Хайле Селласие, исповедовал ярый марксизм, что теоретически должно было сделать его фаворитом Москвы. Советские, кубинские, восточногерманские военные советники в Эфиопии и посылаемое оружие сыграли решающую роль в подавлении постоянно вспыхивавших восстаний в Эритрее. Но Сомали также считал себя "социалистическим” государством и, что было еще более важным, предоставил в распоряжение СССР порт Бербера — важный стратегический пункт на берегу Индийского океана. С такими крупными ставками в обеих странах Москва рисковала многое потерять, встань она на сторону одного из противников.