Приступая к политике разрядки, СССР пошел на некоторые уступки Западу. Он согласился разрешить эмиграцию, начал завязывать культурные связи с западными странами, позволил ограниченные контакты с иностранцами, несколько умерил тон своей антиимпериалистической пропаганды и даже перестал глушить основные западные радиостанции. Но уже к концу 70-х годов поток эмиграции из СССР, и без того непостоянный, резко сократился. Обмен информацией, подвергавшийся строгой цензуре и во времена детанта, был сведен к минимуму. СССР снова пустил на полную мощность свою пропагандистскую машину, характеризуя любую акцию западных держав в Африке, Азии и Латинской Америке, как неоколониализм и империализм в действии.
Это охлаждение в советско-американских отношениях так же, как и неуверенность в итоге предстоявших американских выборов, чрезвычайно беспокоили Громыко во время его пребывания в Нью-Йорке в сентябре 1976 года. Советские лидеры в одно и то же время нуждались в США и боялись их. С одной стороны, мощь Америки была препятствием для осуществления советских планов за границей, с другой — Америка помогала поддерживать советскую экономику. Громыко знал, что многие его коллеги не понимают Америку. Они не чувствуют себя в безопасности, находясь в постоянном состязании с ней. И, к своему огорчению, они также не могут найти основу для сосуществования с ней.
25
9 сентября 1976 года умер Мао Цзедун. Официальная реакция СССР была спокойной, краткой и корректной, однако тон инструкций, полученных нами в Нью-Йорке, свидетельствовал о том, что уход Мао возбудил оптимистические надежды. Яков Малик и я, согласно указанию из Москвы, должны были незамедлительно отправиться в Китайскую миссию при ООН и поставить свои подписи в книге соболезнований. Нам было также дано указание, что в дальнейшем мы должны в любом разговоре с различными официальными лицами в ООН, при каждом удобном случае напоминать, что СССР и Китай связывали тесные дружеские отношения и теперь настало время покончить с раздорами и возобновить старую дружбу.
Через короткое время на неофициальном обеде в Миссии Громыко сказал, что советское руководство особенно настаивает, чтобы мы воздерживались от вовлечения нас в любую ситуацию, которая может помешать усилиям улучшить отношения с Пекином. "Мы должны избегать всего, что может вызвать неблагоприятную для Советского Союза реакцию со стороны китайцев”, — Громыко произнес эти слова, ни разу не посмотрев на Малика, но и без этого все поняли, что министр имел в виду главу советской делегации в ООН прежде всего. Сидя с правой стороны от Громыко, Малик в молчании уставился в тарелку.
Громыко спросил меня, что я думаю о Хуане Хуа — главе китайской делегации в ООН в то время. Он особенно допытывался, не заметил ли я чего-либо необычного в поведении Хуа в последнее время, то есть после смерти Мао. Я сказал, что никаких видимых изменений не приметил.
— После стольких лет сдвига в политике, конечно, еще рано ожидать существенных изменений, — проговорил Громыко. Он отметил, что в своем заявлении на Генеральной Ассамблее он решил особо подчеркнуть очень важное значение, которое Советский Союз придавал и придает нормализации отношений с Китаем. — Как вы могли заметить, я не обмолвился даже намеком, который можно было бы трактовать, как критику Китая. Даже намеком, — повторил он.
Москва испытывала явный недостаток достоверной информации о том, что происходило в Китае. Еще в 1949 году, после победы китайских коммунистов Сталин решил, что Советский Союз не нуждается более в шпионской сети, созданной еще в начале 20-х годов и работавшей весьма успешно. Сталин считал, что на разных уровнях компартии Китая сидит достаточное количество "его” людей, настроенных просоветстки и готовых сообщать все, что Москва хочет знать. Однако жизнь показала, что товарищ Сталин глубоко заблуждался.
КГБ, как говорится, спохватился, но уже было поздно, и ему не удалось восстановить эффективный разведывательный аппарат в коммунистическом Китае. Хотя в Пекине находилось советское посольство, деятельность его была жестоко лимитирована. Дипломаты не только не имели права вступать в откровенные разговоры с китайцами, но и их просьбы разрешить им поездки по стране не удовлетворялись. Поэтому Москва была вынуждена получать информацию о внутренних делах Китая по американскому образцу — то есть через агентуру в Гонконге и Токио. Специалисты по Китаю из ЦК, КГБ и МИДа были направлены в советские посольства в Японии, Танзании, Соединенных Штатах и ряда других стран. Однако данные, которые они получали, были, что называется, остывшим супом.