— Шевченко, — загремел Громыко, — чьи интересы вы защищаете? Вальдхайма или наши? Вальдхайм не является державой!
Я постарался объяснить Громыко, что большинство членов ООН просто не поймут, почему министр иностранных дел Советского Союза унизил Генерального секретаря. Это все равно, что плюнуть в лицо всей ООН.
Громыко оставался при своем мнении.
— Да что будет на этом обеде? Пустая болтовня с толпой скучных сотрудников и их женами. Как можно рассчитывать на серьезный разговор в такой обстановке? Это все устраивается только для показухи, больше ни для чего. — На его лице появилась мина брезгливого пренебрежения. — Кроме того, там будут китайцы, — продолжал он. — А я не хотел бы сейчас с ними разговаривать. Но если я тоже там буду, будет неверным с ними не заговорить. Да и сам Вальдхайм постарается завести политический разговор в своей глупой щебечущей манере… Ну, хорошо, я подумаю, — заключил он резко.
Но когда я тут же коснулся другого вопроса — личной встречи с Вальдхаймом, — кровь прилила к лицу министра.
— Довольно! — закричал он. — Я увижусь с ним на обеде.
Я стал настаивать, подчеркивая, что министры всех значительных государств, приезжая в Нью-Йорк, встречаются лично с Вальдхаймом. Эти встречи носят, главным образом, протокольный характер. И если даже ничего на них серьезного не обсуждается, то сейчас, когда предстоят выборы Генерального секретаря, повидаться с Вальдхаймом необходимо. Громыко нахмурился в молчании, давая понять, что разговор окончен.
Раздраженный, в плохом настроении пошел Громыко на обед Вальдхайма. Его мрачность еще более усугубилась тем, что Киссинджер прибыл на обед почти на час позже. Поскольку вопрос о личной встрече с Вальдхаймом еще только решался, Громыко упрямо стоял на своем. Каждый день Вальдхайм спрашивал меня о времени встречи. Каждый раз я старался уйти от ответа, больно задевая его самолюбие уклончивым сообщением, что Громыко должен просмотреть свое орень жесткое расписание и найти время.
С помощью Добрынина я, наконец, убедил Громыко встретиться с Вальдхаймом на несколько минут. Но Громыко и тут предпочел вариант, унижающий Генерального секретаря. Он встретился с ним после выступления представителя одной из стран советского блока в приемной, позади подиума в зале Генеральной Ассамблеи, а не в кабинете Вальдхайма.
Советский Союз относится к ООН с большой долей презрения, и только с одной точки зрения ООН привлекательна для СССР — сюда КГБ официально может засылать своих шпионов, и трибуну ООН можно использовать в своих корыстных пропагандистских целях. Одной из причин потери ООН своего значения явился тот факт, что США и западные державы утратили всякое доверие к этой международной организации. По каждому вопросу их мнение стало встречать резкую оппозицию со стороны превратившихся в активное большинство стран "третьего мира”. Даже Китай, за исключением редких случаев, относится к ООН безразлично.
Но на счету ООН все же были достижения, и Курт Вальдхайм, определенно, сыграл здесь свою позитивную роль. Работая с ним и наблюдая его в работе более четырех лет, я проникся к нему уважением. Он часто казался натянутым и сухим, застегнутым на все пуговицы, но за этой внешностью скрывался человек больших страстей и благородных убеждений.
Им двигало сочетание двух сил — личные амбиции и подлинная преданность идее Объединенных наций. Он смотрел на ООН не только как на инстанцию, в которую обращаются с последней надеждой на разрешение конфликта, а придавал ей значение более широкое, видя в ней инструмент регулирования напряжения между Западом и Востоком, Севером и Югом, инструмент предотвращения насилия в мире. Он рассматривал мандат Генерального секретаря ООН как мандат, дающий ему право вести неофициальные переговоры и прилагать усилия для установления в мире порядка, основанного на уважении к закону и справедливости.
На своем опыте пребывания на посту Генерального секретаря Вальдхайм понял, что его работа "одна из тяжелейших в мире”, как говорил когда-то первый Генеральный секретарь ООН Трюгве Ли. Без сотрудничества или хотя бы определенного согласия между пятью постоянными членами Совета Безопасности и группы влиятельных неприсо единившихся стран Генеральный секретарь был не в состоянии предпринять какие-либо решительные действия, независимо от того, какого мнения он придерживался сам. Найти же позицию, которая примирила бы все диаметрально противоположные точки зрения было почти немыслимо. Это был сизифов труд. Вальдхайм же при этом еще хотел всем угодить, что называется, подарить всем сестрам по серьгам. Здравый смысл и логика, бесспорно, требуют, чтобы Генеральный секретарь ООН поддерживал и крепил дружеские, доверительные и деловые отношения со всеми ведущими мировыми силами, но есть предел, который нельзя переступать, не пожертвовав своими убеждениями, не став пленником этикета.