Ответ содержал прямые инструкции. Предлагалось отложить визит на неопределенное время. Однако если это уже невозможно, то я должен вести себя в Египте исключительно как заместитель Генерального секретаря ООН. И только. Ни под каким видом я не должен обсуждать политику СССР с египтянами.
Я не мог игнорировать столь прямые указания, и у меня не было времени, чтобы их обсудить или попытаться что-либо изменить. Мое посещение Египта, таким образом, превратилось лишь в чисто дипломатическую церемонию. Хотя я встретился с Фахми и рядом других крупных чиновников, у меня не было возможности отвечать на их вопросы и реагировать на их комментарии советской политики. К досаде египтян и моей собственной, я был молчалив и загадочен, как сфинкс, и неприступен, как посол Поляков, с которым я, кстати, познакомился в Каире. Он соответствовал описанию, данному ему Фахми. Человек ограниченный, он не интересовался взглядами египтян и не особенно беспокоился по поводу того, что плохо выполняет свои обязанности. В 1981 году Египет отослал Полякова домой. Это явилось результатом как его собственной профнепригодности, так и неутихающего обострения отношений между двумя странами.
Лишь более года спустя после моего визита в Каир, я смог сообщить что-либо важное в отношении Ближнего Востока в Москву или же Бобу Элленбергу. К тому времени Садат уже сделал свой драматический жест, результатом которого стал мир с Израилем, и его инициатива вызвала одобрение большинства западных лидеров. Исмаил Фахми оказался среди тех, кто не поддержал Садата. В знак протеста он ушел со своего поста. Воинственные арабские лидеры обрушились на Садата, и кремлевское руководство присоединилось к их злобному хору.
27
ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ
1977-му году суждено было стать для меня тревожным и напряженным, но начался он довольно спокойно. Накануне Нового года произошло событие, обрадовавшее и меня, и многих других советских служащих в Нью-Йорке: Яков Малик вернулся в Министерство иностранных дел и на смену ему прибыл Олег Трояновский.
Громыко рассказал мне о надвигающихся переменах еще в октябре, перед своим отъездом из Нью-Йорка. В тот день мы с Линой были приглашены к чете Громыко на ужин, в их квартиру в Миссии. Мне хотелось с глазу на глаз обсудить с Громыко одно дело, а Лина с Лидией, убрав со стола, вышли в другую комнату — посовещаться насчет своих закупочных операций.
— Андрей Андреевич, — мне надо поговорить с вами по личному вопросу.
Он с улыбкой посмотрел на меня и кивнул головой. Я стал рассказывать, что работаю в ужасных условиях.
— Малик пытается все время давить на меня, секретарь партячейки без конца отрывает от срочных дел, а КГБ старается вовлечь в свои операции. По правде сказать, я уж и не знаю, что делать. Может, вы что-нибудь посоветуете?
— Да, я знаю, у Малика мерзкий характер. Поверьте, не вы один на него жалуетесь. — Он многозначительно кивнул. — Ничего, мы скоро его заменим Трояновским.
Имя Трояновского меня нисколько не удивило, но сам поворот событий был приятным сюрпризом.
— Что же касается всей этой партийной мелкоты, не обращайте на них внимания. — Громыко нахмурился, помолчал, затем вдруг спросил: — А что если вам поехать в какую-нибудь западную страну послом? На какой-нибудь значительный пост, а?
Я ответил уклончиво, заметив, что мне понадобится какое-то время, чтобы закончить работу в Нью-Йорке.
— Никакой срочности нет, — спокойно согласился он. — Поговорим об этом позже.
О КГБ Громыко ничего не сказал, и моя интуиция подсказывала мне, что он и сам их побаивается. Лина не раз передавала мне советы Лидии Громыко держаться подальше от сотрудников КГБ. Стоило Лине завести разговор о личных делах, как Лидия останавливала ее и, указывая пальцем на потолок, шептала:
— Поговорим об этом в другом месте.
Олегу Трояновскому было тогда 57 лет. Это был приветливый человек, умный дипломат, по натуре бонвиван. Работать с ним было одно удовольствие, особенно он выигрывал на фоне Малика. Сын первого советского посла в США, Трояновский вырос в Вашингтоне, учился в американской школе, превосходно владел английским и много лет был личным переводчиком Никиты Хрущева. Кроме того, в 1962-67 годах он работал советником по иностранным делам при обоих Председателях Совета Министров — Хрущеве и Косыгине. Это весьма значительный пост, но Трояновский постепенно утратил свое влияние — после падения Хрущева и вследствие того, что Брежнев фактически отстранил Косыгина от внешней политики. Трояновский был назначен послом в Японию, сменив на этом посту своего отца. В 1975 году в Японию сослали изгнанного члена Политбюро, бывшего министра сельского хозяйства Дмитрия Полянского, и Трояновский около года провел в Министерстве иностранных дел, пока наконец не получил должность постоянного представителя при ООН.