Нас не удивило, что Георгий Маленков стал и первым секретарем ЦК, и председателем Совета министров. Он выдвинулся за несколько лет до смерти Сталина и вместе с Берия и Молотовым вошел в первый триумвират послесталинского руководства. Ходили слухи, будто Маленков — племянник Ленина. Поговаривали, что это сочинил сам Маленков, чтобы утвердить свое право быть законным наследником Сталина. Новый премьер быстро приступил к изменениям во внутренней и внешней политике. Я помню, с каким воодушевлением были встречены его обещания повысить жизненный уровень, улучшить положение в сельском хозяйстве и облегчить госпоставки.
Студенты МГИМО бесконечно спорили о том, что же действительно может измениться во всем этом хаосе. Ходили слухи о борьбе за власть, которая идет в ЦК. Никита Хрущев, обладавший куда большим влиянием, чем нам казалось, продолжал консолидацию своих сил, особенно внутри партийного аппарата, и одновременно действовал и против Маленкова, и против Берия.
В начале июня 1953 года наш курс послали в военный лагерь. Однажды утром, выстроившись на поверку, мы заметили, что среди портретов членов ЦК, висевших рядом с флагом, нет портрета Берия. Это было странно: он человек известный, ближайший помощник Маленкова. Наш инструктор ничего не говорил, но мы понимали, случилось что-то серьезное. 10 июля, уже после нашего возвращения в Москву, пресса сообщила, что Берия совершал "преступные действия против партии и государства” и пытался поставить Министерство внутренних дел, которым руководил, над правительством и партией. Он был арестован на совместном заседании ЦК партии и Совета министров и затем расстрелян.
В 1954 году я окончил МГИМО. Мне нравилось учиться в институте, но я ничего не имел против прекращения скучных и расписанных по часам занятий. В те дни престиж МГИМО был весьма высок: сильная академическая программа, немало выдающихся профессоров делали его одним из лучших вузов. В следующее десятилетие институт подготовил множество политиков и чиновников, которые уже вышли на сцену и, несомненно, будут играть важную роль в судьбе СССР к концу XX столетия. В самых разных отраслях политической структуры можно видеть выпускников МГИМО, занимающих высокие позиции, достигших едва ли не самой вершины. Особенно это относится к Министерству иностранных дел: два заместителя министра — Анатолий Ковалев и мой сокурсник Виктор Комплектов, многие послы и начальники основных отделов — выпускники МГИМО. Немало их и в Центральном комитете, в Академии наук, среди политических обозревателей — имена некоторых хорошо известны на Западе.
Я намеревался поступить в аспирантуру. Но в один прекрасный день начальник отдела кадров института передал мне, что меня вызывают к какому-то человеку, который хочет поговорить со мной о моем будущем. В большом здании на Садовом кольце мне был оставлен пропуск. Едва войдя туда, я поразился строгости, с которой соблюдались здесь все правила секретности. Мой пропуск проверили несколько раз самым тщательным образом, меня сопровождал специальный человек, который и привел меня в кабинет, где сидел майор КГБ. (Я понял, что он сотрудник КГБ, по его погонам.) Он был вежлив и обходителен, предложил мне сесть и сказал:
— У вас хорошие рекомендации от института. Что вы скажете, если мы попросим вас поработать в КГБ?
Его предложение удивило меня. Я никогда не выражал ни малейшего интереса к подобной карьере. Я сказал ему, что хочу продолжить свое образование в аспирантуре. Он выразил полное понимание, но все же посоветовал серьезно подумать. Я согласился. Через несколько дней я попросил сотрудника отдела кадров МГИМО передать майору, что я решил поступать в аспирантуру. При этом у меня было смутное чувство тревоги, но, к счастью, КГБ не пытался переубедить меня. Его влияние было сильно подорвано падением Берия.
Студенты МГИМО плохо представляли себе жизнь за пределами СССР. Было бы вполне логично предположить, что раз мы были привилегированными студентами дипломатического института, мы пользовались доступом к информации, публикуемой на Западе, но это не так. Я никогда не читал буржуазных газет типа "Нью-Йорк Таймс” или "Монд”. Такие материалы были доступны только аспирантам, да и то с известными ограничениями. Что же до слушания передач зарубежного радио — в то время за это по головке не погладили бы.