К 1960 году Хрущев как руководитель достиг зенита: борьба с наиболее сильными соперниками была позади. Но какие-то силы, находившиеся вне его контроля, проваливали его политику: многие его программы заканчивались неудачей или просто не осуществлялись. Он переоценил свои силы, стараясь достичь слишком многого за очень короткий промежуток времени. Какие-то его начинания проваливались из-за сопротивления его личных соперников в руководстве, другие — в силу противостояния различных сильных групп, чьи скрытые интересы приходили в противоречия с интересами самого Хрущева, наконец, третьи — просто были несовместимы с основными правилами функционирования системы.
Трудности заставили Хрущева отказаться от "духа Кемп-Дэвида”, т. е. от духа сотрудничества, который был достигнут в 1959 г. во время его встречи с Эйзенхауэром. Ему пришлось также замедлить усилия по реорганизации вооруженных сил и пересмотреть очередность задач в экономике.
Результаты перемен в политике сказались во многом. Первым явным признаком стала реакция на инцидент с "У-2”. Самолеты американской военной разведки в течение нескольких лет пролетали над советской территорией, и советское руководство об этом знало. Громыко советовал Хрущеву во избежание ухудшений советско-американских отношений не сбивать самолеты. Он считал, что для предупреждения дальнейших перелетов вполне достаточно протеста и предостережения. Хрущев не обратил внимания на совет Громыко, и когда советские силы противовоздушной обороны сбили "У-2” и захватили летчика Френсиса Гарри Пауэрса, Хрущев извлек из этого инцидента все, что только было возможно.
Хрущев был человеком настроения и не давал себе труда контролировать собственные эмоции. Он решил расставить ловушку, чтобы публично опорочить Эйзенхауэра. Пауэрс находился в Союзе, был арестован, но Хрущев, скрывая это, водил Эйзенхауэра за нос и в конце концов добился того, что американский президент стал отрицать факт перелетов.
Однако весь этот хрущевский план едва не провалился из-за болтливости Якова Малика. Малик, в то время заместитель министра иностранных дел, был одним из немногих, кто знал, что Пауэрс жив, и в разговоре с послом одной из социалистических стран не устоял против соблазна проявить свою осведомленность. Он сказал послу, что летчик "У-2” жив и выступит на открытом процессе. По счастью, посол был человеком опытным и немедленно информировал ЦК об этой беседе.
Разъяренный Хрущев решил исключить Малика из партии и уволить. Но Малику удалось получить аудиенцию у премьера, по слухам, он упал на колени и, рыдая, выпрашивал прощение. К тому моменту весь план уже был близок к успешному завершению, и Хрущев ограничился тем, что придумал для Малика унизительное наказание: публично покаяться на партийном собрании всего министерства.
Овальный конференц-зал министерства, с мраморными колоннами и трибуной на возвышении, был переполнен. Малик поднялся на трибуну и, являя всем своим видом страдание и муку, проблеял:
— Товарищи, я никогда до этого не выдавал государственных тайн.
Зал покатился со смеху. В другое время дело кончилось бы тюрьмой или того хуже, но тут он получил всего навсего строгача.
После инцидента с "У-2” Хрущев провалил конференцию четырех великих держав в Париже, в мае 1960 года. В то лето я начал работать в специальной комиссии, которая ежегодно готовит инструкции и другие материалы к открытию осенней сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Но для меня это не было обычной работой. В один прекрасный день меня вызвали к Павлу Шакову. Торжественно улыбаясь, он сказал:
— Аркадий, тебя включили экспертом в советскую делегацию на следующую сессию Генеральной Ассамблеи ООН. Ты, конечно, понимаешь, что это огромная честь и большая ответственность. Никита Сергеевич лично будет возглавлять делегацию.
Я и поверить не мог, что мне привалило такое счастье. И мне, и моим коллегам было ясно, что этот момент может стать поворотным в моей карьере. Я снова начал готовиться к поездке в Нью-Йорк.