Эта резолюция была неоправданно жесткой, так как не содержала ни малейшей попытки как-то учесть интересы Израиля. Поэтому ей не удалось собрать большинства голосов на заседании Генеральной Ассамблеи. Но когда группа латиноамериканских стран внесла компромиссный проект резолюции, арабские государства отвергли его как слишком мягкий по отношению к Израилю. Косыгин возвратился в Москву, а Громыко остался в Нью-Йорке, чтобы обсудить с Гольдбергом (при посредничестве Добрынина) третий вариант резолюции, который, с одной стороны, призывал к выводу войск, а с другой — содержал положение о праве на независимость и существование в условиях "мира и безопасности” всех государств Ближнего Востока. Однако даже такая формулировка не удовлетворила требования арабских стран. Чрезвычайная сессия закончилась провалом.
Следующие дипломатические шаги были предприняты в ноябре, когда заместитель министра иностранных дел Василий Кузнецов прибыл в Нью-Йорк с заданием "сдвинуть дело с мертвой точки”. Пока он совещался с арабскими делегациями и с представителями западных держав, я был уполномочен войти в контакт с представителями так называемых неприсоединившихся стран, которые пытались выработать свой проект ближневосточного компромисса, но держали свои маневры в тайне от прочих. Компромиссная резолюция, сформулированная "неприсоединившимися”, не смогла удовлетворить всех членов Совета Безопасности, после чего хлопоты по достижению приемлемого для всех решения взял на себя британский посол в ООН лорд Карадон. Одаренный и остроумный дипломат, он нашел ключ к решению проблемы: его формулировка, призывающая к "выводу вооруженных сил Израиля с территорий, занятых ими в ходе настоящего конфликта”, умышленно содержала известную недоговоренность в отношении основного спорного вопроса — откажется ли Израиль от всех завоеванных им территорий.
Переговоры, в ходе которых родилась эта умышленно неточная формула, были интенсивными и напряженными, и в них принимали участие действительно опытные дипломаты — Кузнецов, Карадон, Добрынин, Гольдберг. Но соответствующая "Резолюция № 242”, единогласно принятая Советом Безопасности, не решала ближневосточную проблему. Каждая из сторон — арабы и Израиль, Соединенные Штаты и Советский Союз — интерпретировала ее по-своему, и усилия, вновь и вновь предпринимавшиеся, чтобы добиться ее выполнения, не дали результата.
В начале августа 1968 года я отправился в Советский Союз, чтобы провести там отпуск. Явившись в Министерство иностранных дел, я застал в секретариате министра и его заместителя Кузнецова изрядную суматоху. Все сотрудники министерства трудились, что называется, до посинения ввиду ситуации, сложившейся в Чехословакии. Я узнал, что готовится вооруженное вторжение в эту страну, и почувствовал облегчение при мысли, что меня в ближайшее время не будет в Нью-Йорке, где пришлось бы защищать действия СССР.
Еще до отпуска, находясь в Америке, я имел возможность следить за развитием событий в Чехословакии. Этому способствовал Иржи Гаек, чешский представитель в ООН, который впоследствии стал министром иностранных дел ЧССР, а также Милан Клусак, зять президента Людвика Свободы.
В конце 1967 года с поста главы чехословацкой компартии пришлось уйти Антонину Новотному. Он был заменен на этом посту Александром Дубчеком; начался период, получивший название "Пражской весны”.
Брежнев, по-видимому, какое-то время пытался разрядить обстановку, ведя переговоры с так называемыми "чешскими ревизионистами”, и, похоже, готов был примириться с процессом либерализации, начавшимся в Чехословакии. Так ли это было в действительности, трудно сказать, но, во всяком случае, со стороны некоторых членов Политбюро (в частности, Михаила Суслова и Петра Шелеста) на него оказывалось сильное давление, чтобы пресечь этот процесс либерализации, не останавливаясь перед применением силы.
У части советского руководства перспектива вооруженного вторжения в Чехословакию до самого последнего момента вызывала серьезные опасения — у всех еще была в памяти резкая реакция Запада на советскую акцию в Венгрии в 1956 году. Но в конце концов, Политбюро санкционировало вторжение. Для оправдания его изобрели "доктрину Брежнева”, согласно которой — вопреки духу и букве Устава ООН — Советский Союз и другие коммунистические страны имеют-де право осуществлять военное вмешательство в судьбу того "члена социалистического содружества”, политика которого, по их мнению, существенно угрожает интересам содружества в целом.